Книга ДНК миллиардера. Естественная история богатых - Ричард Коннифф

Более продолжительная жизнь не обязательно преобразуется в дарвинистскую лучшую приспособленность.

Фактически люди могут идти на компромисс между долгой жизнью и рождением потомства, которое является стандартным критерием успеха по Дарвину.

Но именно это имеют в виду эволюционисты, когда говорят о непосредственном стимуле. Иначе говоря, вопрос в том, чего именно мы хотим. Например, мы хотим секса, а позже получаем детей, что есть непредусмотренный результат. Мы охотно поднимаем бокалы за здоровье и с меньшим энтузиазмом – за счастье иметь двадцать три внука.

Наши свирепые и изящные родственники

Итак, предположим, что эволюция действительно хорошо подготовила богатых к счастью и что мы можем узнать кое-что об их успехе, если обратимся к прошлому и рассмотрим поведение животных. С чего начать? Ларри Эллисон, основатель Oracle Corporation, – не шимпанзе, а Ники Хилтон, наследник знаменитой сети отелей, – не бонобо. Однако сходство есть. Шимпанзе и бонобо – наши ближайшие родственники на планете, и чтобы понять, как развивались те или иные модели поведения богатых, полезно будет узнать, насколько же мы близки.

Это требует некоторого знания таксономии. В отряде приматов различают три отдельных надсемейства: полуобезьяны (prosimii), обезьяны и человекообразные обезьяны. К человекообразным обезьянам (hominoidea) относятся гориллы, орангутанги, шимпанзе, бонобо и люди. В большинстве учебников люди выделяются в отдельное семейство гоминидов (hominidae), где Homo – единственный род, a sapiens – единственный вид. Однако существуют биохимические доказательства того, что шимпанзе и бонобо тоже гоминиды. Эти две африканские обезьяны так похожи, что ученые относили их к одному виду вплоть до 1929 года. Бонобо примерно одного с шимпанзе размера, но у них более длинная шерсть, а также более «стройное и элегантное» телосложение. Как считает приматолог Франс де Вааль, «даже шимпанзе пришлась бы признать, что бонобо изящнее».

ДНК этих двух видов различаются только на 0,7 %. Отличие людей от каждого из них всего лишь вдвое больше – 1,6 % генома. Физиолог Джеред Даймонд отмечает, что разрыв между нами и ними значительно меньше, чем 2,9 %, составляющих разницу между красноглазым и белоглазым виреонами – между двумя видами птиц, которые неспециалисту покажутся одинаковыми оливково-зелеными пташками. «Остальные 98,4 % нашего ДНК – это нормальное ДНК шимпанзе», – пишет Даймонд.

Читатель может сделать вывод, что и наше поведение – это на 98,4 % естественное поведение шимпанзе. Взяв на себя роль адвоката дьявола, скажу, что существует по крайней мере еще один способ толкования этих цифр. Природа не просто экономно расходует сырье, она плодовитый гений, искусно превращающий небольшие различия в геноме в значительные различия между видами. Генетически шимпанзе и бонобо на 99,3 % идентичны. Однако по образу жизни они чуть ли не противоположны. Шимпанзе живут группами, где доминируют жестокие самцы, которые подавляют самок, занимаются скучным монотонным сексом и получают удовольствие, устраивая кровавые «гангстерские налеты» на соседей. Бонобо, напротив, живут, как сластолюбцы в опиумном притоне; их общество, в котором доминируют самки, опирается на изобретательный секс, и все сохраняют миролюбие. Могут возникать трения при встрече соперничающих групп, но в итоге все заканчивается массовым совокуплением.

«Шимпанзе решают сексуальные проблемы при помощи власти, – пишет де Вааль, – а бонобо решают вопросы власти посредством секса».

Война или массовое совокупление?

Так к которому типу следует отнести богатых людей? Людям свойственны обе модели поведения. Большинство из нас живет в обществах, где доминируют самцы, и мы прибегаем к «групповому» насилию в масштабах, не свойственных остальной части животного мира. Недавно лондонская газета The Sunday Times составила и опубликовала список двухсот богатейших британцев со времен Вильгельма Завоевателя. Оказывается, половина из первой десятки сколотила состояние благодаря битвам или завоеваниям. Модель поведения шимпанзе легко проследить и в действиях корпоративных диверсантов (Джона Д. Рокфеллера и его мужской когорты) в конце XIX века, а также Майкла Милкена и его подражателей в XX столетии. Но мы во многом полагаемся и на более мягкие формы социальной манипуляции, включая стратегически важный секс. Если встать на точку зрения бонобо, то переговоры, в результате которых Индия освободилась от британского господства, проходили сравнительно гладко, поскольку лидер индийцев Джавахарлал Неру и леди Эдвина Маунтбэттен, чей муж представлял империю в качестве британского вице-короля, использовали секс для урегулирования вопросов власти. (Или все было наоборот?)

Некоторые ученые посчитали бы неправильной экстраполяцию наблюдений за поведением одного вида животных на другой вид. Наше сходство с шимпанзе, бонобо и прочими приматами во многом сродни эху. Нельзя ожидать, чтобы ворчание, отразившись, превратилось в прекрасную арию. У нас есть язык; исследования так называемого «языка обезьян» лишь подтвердили, что у других видов его нет. У нас есть так называемая «теория сознания», то есть представления о процессе мышления и чувствах других индивидов; шимпанзе, бонобо, дети до четырех лет (ну хорошо – и некоторые богатые люди) имеют в лучшем случае очень смутное, неразвитое представление о сознании других особей. А самое главное, мы обладаем коллективным знанием и традицией цивилизации; у шимпанзе есть лишь набор привычек, локализованные традиции использования орудий и пищи.

Все эти поразительные отличия – результат недавних событий в эволюции человека. Если бы мы проследили их развитие в родовой линии мисс Робертс, то, вероятно, ушли бы не дальше Джупитер-Айленда, то есть на 500 тысяч лет в прошлое. В эволюционной схеме эти различия не намного старше, чем появление земледелия и богатства среди людей. Сколь бы удивительны они ни были, не следует забывать о том, как много общего у нас с другими приматами. Если одни модели поведения богатых и светских людей, без сомнения, обратили бы в бегство среднестатистического примата, то другие показались бы ему очень знакомыми.

Чмок-чмок

Воздушный поцелуй, например, может показаться современным изобретением, «снобистской манерой», как выразилась специалист в области этикета Летиция Болдридж. Но в действительности, когда модные тусовщики здороваются, выпячивая губы и размыкая их с влажным чмокающим звуком, а также чмокают за ухом друг у друга, то они прибегают к очень древней практике.

Приматологи называют это причмокиванием. Это превращенная в ритуал имитация ухаживания. Обезьяны, в том числе человекообразные, используют ее как жест для умиротворения потенциальных противников. Как и завсегдатаи вечеринок, они иногда используют воздушный поцелуй в обманных целях, чтобы затем нанести неожиданный удар. Приведу пример: американские биологи Роберт Сейфарт и Дороти Чейни провели годы рядом со стаей верветок в кенийском национальном парке Амбосели. Однажды они наблюдали, как за самкой ухаживал самец по кличке Эскофье. Дочь самки – верветка-принцесса по кличке Лесли, – видимо, не одобрила этих отношений и бросилась в атаку на Эскофье. Тот убежал. Лесли шлепнулась на место рядом со своей матерью и несколько минут по-хозяйски ухаживала за ней. Затем она подошла к съежившемуся Эскофье. Полная раскаяния Лесли послала ему воздушный поцелуй, и Эскофье позволил ей приблизиться и поухаживать за ним – казалось, что они помирились. Лесли запустила пальцы в его волосы, выискивая колючки, грязь и невидимые остатки злости. Постепенно Эскофье успокоился. Наконец он лег и вытянулся, подставив Лесли спину. «В этот момент, – пишут биологи, – Лесли схватила хвост Эскофье, укусила его и держала между зубами, пока Эскофье кричал от боли».