Книга Попаданка ледяного дракона - Любовь Свадьбина

Зато когда в хрустальном зале стихают обвиняющие голоса, и отец устало роняет:

– Свободен.

Саран знает: ещё три дня его не позовут, не станут выслушивать о нём докладов, а значит, можно самому заняться культом Бездны, и временное отстранение от учёбы весьма кстати.

Покидающий зал Саран мыслями уже на границе с империей, в Ревернане. Ведущий туда след не слишком надёжен, но всё же двенадцать культистов, отловленных в последнем рейде на поднявшихся из-за проклятия Культа зомби, так или иначе связаны с этим городком в долине Снежных гор.

Глава 6

Где-то в Снежных горах

Думала, соберусь за пять минут, но местная одежда и быстрое одевание понятия несовместимые. С одними защёлками на поясе чулок и кружевным подъюбником вожусь незнамо сколько, а потом приходится шнуровку на спине затягивать. Крамольную мысль оставить платье незастёгнутым отбрасываю: светить перед столькими мужчинами нижним бельём – не самая разумная идея.

– Хоть ты бы помог, – ворчу на сидящее на кровати пятиглазое существо.

Оно моргает, покачивает глазами на стебельках.

Снаружи постепенно нарастает гул голосов. Кажется, там что-то происходит.

Когда, наконец, затягиваю шнуровку и одёргиваю зелёное платье из жаккарда с крупным однотонным цветочным узором, существо соскальзывает с кровати и в мгновение ока забирается мне на плечо. Я прямо как капитан пиратского судна с попугаем на плече, только руки и ноги на месте.

– Бездна, явись к нам! – обретает чёткость гул, едва я открываю дверь домика. – Бездна!

– Бездна, великая и всемогущая, Бездна! – повторяют сотни голосов. – Бездна, мы призываем тебя!

Сейчас сферы под сводом пещеры пылают ярко, но до солнечного света им далеко. На тренировочных площадках звенят мечи и сверкают заклинания.

На свободном пространстве сотня-полторы мужчин стоят в трёх кругах и воздевают руки вверх.

– Бездна! Бездна! – повторяют они, и над их головами приподнимаются чёрные лепестки-щупальца, колышутся, будто танцуют под хор слаженных голосов.

Тренирующиеся на площадке поглядывают на них с любопытством, у некоторых на лбах чернеют нарисованные глаза. У тех, кто составляет круг, тоже нарисованы глаза.

– Бездна! Бездна!

Мороз пробегает по коже. А существо у меня на плече подаётся вперёд.

Вдруг восклицания прекращаются, мужчины в круге кланяются кому-то в центре и, счастливо улыбаясь, отходят к домикам и палаткам, бурно делятся впечатлениями с тренирующимися мечниками. Чёрные глаза на их лбах медленно бледнеют, а то тёмное, что извивалось в центре круга исчезло – там больше ничего нет.

Что это был за ритуал? Что с его помощью делают?

Домик, где я спала, стоит по соседству с более крупным, в котором меня инициировали… наверное инициировали, я точно не знаю.

Когда поднимаюсь на крыльцо, в пещеру въезжает телега. Надо идти, но я останавливаюсь посмотреть. На телеге сидят… женщины.

– Новые шлюхи! – прокатывается по пещере радостный голос возницы. – Э-хе-хей!

Едва эхо радостного крика стихает, зал наполняется топотом ног: мужики, даже только что блаженствовавшие после ритуала, мчатся навстречу телеге. Покрикивают, вскидывают руки.

– Моя!

– Я первый!

– В очередь!

– Девки!

На месте представительниц древней профессии я бы при виде такой гогочущей мужской лавины бежала без оглядки, а эти улыбаются и машут руками.

– Идите к нам, сладенькие!

– Какой красавчик!

– Да все они красавчики!

К палаткам девиц несут на руках, забивая места в очереди и осыпая друг друга тычками. Это настолько… даже не знаю, как это весёлое зрелище назвать. Недурно Орден устроился.

Мотнув головой, вхожу в дом, сразу в гостиную. И опять не успеваю её рассмотреть: взгляд приковывает нависающий над отцом мужчина в чёрной бархатной полумаске.

Ростом незнакомец больше двух метров, плечи широченные, кулаки, как говорят, пудовые. Но этот дикарского вида громила с квадратной челюстью одет в элегантный чёрно-красный бархатный сюртук с золотыми языками пламени по воротнику и обшлагам. Тёмные волосы заплетены в косы, сцепленные заколочками с кровавыми рубинами.

Великан разворачивается всем корпусом, вспыхивают бриллианты и рубины в булавке пышного галстука. А глаза… Глаза в прорезях маски странные, нечеловеческие: с карими радужками почти на все белки. Его взгляд как удар под дых. Чувство голода испаряется, сменяясь парализующим страхом. Смотрит гигант на меня… пожирающе, пухлые губы кривит надменно-чувственно.

Оценивающий взгляд соскальзывает по декольте на тело, спускается до выглядывающих из-под подола туфель, словно обнажая. Меня передёргивает от отвращения.

– Витория, – гигант надвигается, и становится трудно дышать. Невероятное усилие требуется, чтобы не упасть от давления исходящей от него силы. Он сжимает мою руку в громадных пальцах. Нечеловечески глаза упёрты в лицо и когда он стоит, и когда наклоняется, и когда проводит языком по тыльной стороне моей похолодевшей ладони. – Ты очаровательна.

Так, главное – не хлопнуться в обморок и не закричать. Пятиглазое чёрное существо окутывает мою шею, точно шарфом.

Гигант, усмехаясь, выпрямляется. Едва он поворачивается к отцу, я вытираю ладонь о подол, но ощущение влажного прикосновения остаётся.

– Ты не говорил, что она хороша собой, – пеняет гигант.

Отец смотрит на него недобро. Судя по движению челюсти, ещё и зубами скрежетал.

– Витория, – гигант указывает в сторону. Там, оказывается, сервирован стол на троих. – Отобедаем?

Есть при этом чудовище? Не хочу. Но желудок, судя по спазмам, моего мнения не разделяет. Отец направляется к месту во главе стола, но гигант благодаря по-кошачьи плавным метровым шажищам оказывается у стола быстрее и занимает главное место.

«Что б ножки стула у тебя подломились», – злобно желаю я, но проклятие не поражает гиганта. Он сдёргивает металлический колпак с блюда, полного ломтей жареного мяса. Аромат плывёт по комнате, затуманивает разум. Надо есть с чудовищем? Да пожалуйста!

Пока отец сопит над занявшим его место гигантом, я устраиваюсь подальше от обоих. Отец неохотно садится между нами. Дышать сразу легче. Спокойнее как-то.

В мясе слишком много специй, но голод перебивает всё.

Отец звонит в колокольчик. Заходит бледная женщина. На подносе у неё бутылка в ведёрке и бокалы из цветного хрусталя. На противоположном от гиганта краю стола она неловко разливает шампанское и столь же неумело, будто впервые прислуживает за столом, разносит нам. Лишь заметив краем глаза, как дрожат её руки, когда она ставит бокал гиганту, понимаю – она до смерти боится. Его боится.