Книга Тетушка, которая не умирает - Ширшенду Мухопадхай

Я мягко сказала:

– Ты почти забросил свою таблу. Инструменты твои запылились. Я смахнула с них пыль, протерла их. Можешь играть снова, тебе полегчает. А я подыграю тебе на танпуре.

Муж очень обрадовался моему предложению. Он снова начал играть на табле и через некоторое время воспрял духом.

– Ты посоветовала мне самое лучшее лекарство, – признался он.

Мой мир вращался вокруг него. Но я любила его не за красоту и не за знатное происхождение. А просто потому, что не могла не любить. Эта любовь и поддерживала огонь жизни в моем сердце. Но все это я никому не могла рассказать. Даже мужу. Я жила и дышала ради него. А вот если бы он начал плясать под мою дудку, это меня насторожило бы. Он перестал бы быть мужчиной, если бы сделался подкаблучником. Подкаблучников не ценили и не уважали и считали тряпками. Иногда мужу совсем не хотелось выходить на работу, и он говорил:

– Лавка сегодня подождет, я хочу весь день быть с тобой.

Я тотчас же вскакивала и отвечала:

– Тогда мне придется идти.

Чтобы заставить его заниматься делом, я пускала в ход и кнут, и пряник. Такие люди по натуре бесхребетные лодыри. Стоит дать себе хоть мало-мальскую слабину, как они мигом садятся тебе на шею.

В семье все были против этой затеи с лавкой. Особенно мой свекор и его старший брат, а также мой деверь. Из-за этого у нас постоянно возникали семейные стычки. Свекор, послав за своим сыном, сказал:

– Как человек из высшего общества может заделаться лавочником? Ты опозорил нашу семью. Нам теперь будет совестно глядеть людям в глаза.

Деверь мой тоже был крайне недоволен. Он часто заявлял за обеденным столом:

– Стало невозможно пройти по улице. Друзья смеются надо мной.

Брат свекра был тихоня, но время от времени его прорывало, и он говорил:

– Это же разврат. Обольщать всех кого ни попадя.

Они знали: это я подговорила мужа открыть лавку. Однажды свекровь послала за мной и сказала:

– Они все имеют на тебя зуб. Но, если честно, я тебя совсем не осуждаю. Я рада, что Фучу перестал небо коптить и не закоснел ни душой, ни телом. Нынче вечером твой свекор желает с тобой поговорить. Только ты ничего не бойся.

Но я боялась. Я редко разговаривала с ним и с деверем. Да и что я могла им объяснить?

Я весь день сидела как на иголках. И вдруг, почувствовав, что в моей комнате кто-то есть, заметила в углу знакомое белое сари. Все ту же фигуру.

– Вот нынче будет потеха. Свекор твой больно своенравный, уж он устроит тебе взбучку.

Я сказала:

– Ну и пусть.

– Слушай, если сделаешь так, как я скажу, может, выкрутишься.

– А что я должна сделать?

– У свекра твоего есть тайна. Знаешь какая?

– Нет.

– У него есть содержанка. И зовут ее Чамели. Живет возле канала. Чем он только ее не задаривал! И деньгами, и побрякушками. Так вот, ежели он станет тебе угрожать, скажи, что знаешь про Чамели. Тогда он живо сменит гнев на милость.

Я знала: за благородными семействами водится такой грешок. И нисколько не удивилась, что у моего свекра есть любовница. Но я смолчала.

Тогда Пишима сказала:

– Что, не хочешь?

– Не могу я говорить такое.

– Ну конечно, не можешь. А хочешь, еще чего скажу? И у муженька твоего есть любовница. Камалой зовут. Думаешь, он влюблен в тебя по уши? Чушь! Может, ты считаешь себя красавицей с кучей добродетелей? Ты думаешь, будто держишь его в узде. Чепуха! Он бегает к Камале при каждом удобном случае.

Меня как громом поразило. На глаза навернулись слезы.

И тут вдруг я услышала, как Пишима заголосила:

– Все они одним миром мазаны. Все скоты да свиньи. Или думаешь, братец твоего свекра с деверем без греха? У обоих есть по сожительнице, а то и по две, а своих жен-хозяюшек в грош не ставят. Думаешь, они довольствуются только своими женушками? Они завсегда распутничали, а меня вместе с моей драгоценной шкатулкой держали дома. Но я хоть и была не в себе, зато знала про все их шалости. Был у нас тогда слуга по имени Рамхелаон. Я в ту пору вся цвела и благоухала. И телом была хоть куда. А Рамхелаон был еще совсем юношей. Зато на редкость мужественным. Ты слушаешь?

– Умоляю, Пишима, ни слова больше.

– Э-э, ну просто живое воплощение добродетели! Почему ты не хочешь выслушать мою историю? Слушай да запоминай. В конце концов я сделала Рамхелаону намек. Он пришел глубокой ночью. Меня душила греховная страсть, и я напрочь забыла о вдовьем долге воздержания. Тело мое горело огнем. Я притаилась, точно тигрица. А этот дурачок поскользнулся на лестнице и грохнулся вниз. Что тут было! Свекор твой со своим братцем избили его до полусмерти и выгнали из дому. А их благочестивая сестрица-вдовушка так и осталась с носом. На другой же день они надушили себе запястья и отправились к своим любовницам. Так ты слушаешь?

– Я вся внимание, Пишима.

– А чего плачешь? Ладно, плачь, реви, сколько душе угодно. Уж коли наболело на сердце. А хочешь пережить свою беду, скажи свекру прямо в лицо – знаю, мол, все про Чамели. Уразумела?

– Не могу я, Пишима.

– Тогда умри, умри, умри на этом самом месте. Да поразит тебя проказа! Да постигнет смерть отца твоего, мать, братьев, сестер твоих и детей.

Я рыдала в три ручья. Грудь мою будто железным обручем сдавило.

– Ну что, вся горишь ярким пламенем? Тогда подбрось им огоньку под задницу. Пусть и они горят. Пусть весь их род займется пламенем. Воткни по колу в зад деверю своему и мужу. Пусть они сдохнут от холеры или проказы. Слышишь?

Я ничего не ответила.

– Если б ты горела, как я, ты бы знала.

Вечером все спустились в гостиную. За мной зашел свекор.

– Пошли, бума. Меня послали за тобой. Не волнуйся.

На сердце у меня сделалось совсем тяжко.

Откашлявшись, свекор сказал:

– Присядь-ка, чхото-бума. Нам надо серьезно поговорить.

Я не присела. И осталась стоять у двери, накрыв голову краем сари, точно капюшоном.

Между тем свекор продолжал:

– Вся эта затея с лавкой легла позором на нашу семью. Недостойное это занятие. Неужели хоть один человек из нашей семьи может стать обыкновенным лавочником?

Я стояла молча, с покрытой головой.

Тогда брат свекра сказал:

– Слыхали мы еще, будто свою лавку вы купили на деньги, вырученные с продажи украшений, твоего приданого. А ведь эти украшения были благословенным даром твоих стариков. Ты что, пренебрегаешь благословением старших? Продав эти украшения, ты оскорбила их.