Книга Маска Атрея - Эндрю Джеймс Хартли

Ах да. Юмор. Твое обычное убежище...

Когда Тони ушла, Кин повернулся к Деборе и развернул какую-то бумагу. По виду — факс.

— Вы когда-нибудь видели что-нибудь подобное? — спросил он.

Поворачиваясь, чтобы взглянуть, Дебора заметила мелькнувшие на лице Керниги раздражение и нерешительность. В конечном счете детектив просто нахмурился и быстро отвел глаза, но она была уверена, что он сердит на Кина.

По-видимому, это был нож, длинный и тонкий, как кинжал, с крестообразной, слегка изогнутой рукояткой. Вонзившись глубоко в тело, концы рукоятки (помнится, они называются квиллоны), вонзались в тело по обе стороны от колотой раны.

...Оставляя маленькие симметричные синяки...

Нож на картинке был вложен в черные кожаные ножны, верхняя часть и конец которых были отделаны блестящим металлом; висели они на отрезке цепи, приспособленной для подвешивания к поясу. Элегантное, но смертоносное оружие, хотя не только это делало его примечательным. В верхней части черной рукоятки располагался металлический диск с выгравированным или оттиснутым знакомым символом.

— Свастика? — спросила она.

— Насколько я понимаю, вещь вам незнакома? — сказал Кернига, снова поворачиваясь к ней и протянув руку за факсом. Его лицо ничего не выражало.

— Никогда ничего подобного не видела, — нахмурилась Дебора.

— И в фондах такого нет?

— Нет.

— Свастика к делу не относится, — произнес он через мгновение. — Мы просто пытаемся подобрать форму оружия.

Теперь наступила очередь Кина бросить взгляд на коллегу. Что было в его глазах? Замешательство? Сомнение?

Дебора открыла было рот, но тут в дверь снова постучали. Вошел кто-то из полицейских:

— Один тип хочет видеть мисс Миллер. Говорит, он адвокат Диксона.

Дебора вытаращила глаза. Она не знала никакого адвоката, не знала даже, что он у Ричарда был, хотя, если подумать, должен был быть.

— Диксон мертв, — сказал Кин. — Ему, черт побери, никакие адвокаты не нужны.

Что-то в его тоне, в том, как он смотрел на нее...

— Вы меня подозреваете? — спросила Дебора.

— Разумеется, нет, — вмешался Кернига.

— И еще, — сказал полицейский, — я получил сообщение от патрульных, которые проверяли ее квартиру. Никаких признаков вторжения или обыска.

Кин взглянул на Дебору с интересом.

— Что? — сказала Дебора. — По-вашему, мне померещилось?

— У вас был очень тяжелый вечер, — сказал он. Слишком доброжелательно. — Нет, я не имел в виду, что вам померещилось.

Он лукаво усмехнулся, и Дебора почувствовала, как краснеет.

— Значит, я выдумала? — озадаченно спросила она. — Вы, кажется, сказали, что не подозреваете меня?

— Мадам, — произнес Кин, — подозреваются все, пока кого-то не осуждают.

— Я что-то не понимаю... — Дебора снова чувствовала вязкость, глупую медлительность, словно находилась под воздействием спиртного или успокоительного. — Вы считаете, что я убила Ричарда?

— Эй, мадам, я просто болтал.

— Пожалуйста, перестаньте просто болтать. — Сквозь замешательство вспыхнуло что-то от прежней мятежности. — Я не понимаю, что вы имеете в виду. И предпочла бы, чтобы вы не называли меня «мадам».

— С этим, — сказал Кин, с бестактной иронией меряя ее взглядом, — не будет вообще никаких проблем.

Дебора чувствовала, как земля уходит из-под ног. Эта фраза вдруг обрела новый, прежде не сознаваемый смысл. Ее словно уносило в море. Вода была темной и холодной, и в глубине кружили, поджидая, зубастые твари...

— И еще одно, — добавил полицейский. — Насчет неопознанного трупа с огнестрельным.

— А что там? — спросил Кернига.

— У него что-то было во внутреннем кармане. Надписи иностранные. Возможно, греческие.

— Греческие? — удивился Кернига.

— Возможно, — повторил коп. — Там пока не уверены. Проверяют.

— Вот здорово, если он окажется иностранцем, — кисло заметил Кин.

— Возможно, вам следовало бы взглянуть на него, — сказал Кернига Деборе. — Вдруг вы видели его неподалеку.

— Потому что он грек, а там наверху комната, забитая древнегреческим барахлом? — произнес Кин тоном презрительного недоверия. — Считаешь, есть связь?

— Может, и нет, — ответил Кернига. Прищурившись, повернулся к Деборе: — Вы знали, что за последние две недели мистер Диксон несколько раз вел международные разговоры с Грецией?

— Нет, — честно ответила Дебора.

— Вы знаете, зачем он мог звонить?

— Нет, — повторила совершенно несчастная Дебора.

Снова секреты.

Кернига вздохнул и посмотрел на копа.

— Возможно, никакой связи нет, — сказал он, — но давайте проверим вторую жертву.

— Нас это не касается, — раздраженно вмешался Кин. — И так работы по горло, а ты еще придумываешь дурацкие связи одного трупа — богача, заколотого в помещении, — с другим — бомжом, застреленным на улице!

— Он был бездомным? — спросила Дебора, вспомнив странного типа на стоянке.

— Возможно, — ответил Кернига, — мы точно не знаем...

Дверь без предупреждения распахнулась, и вошел высокий белокурый молодой человек. Стройный, в слегка помятом светлом костюме и светло-серой рубашке с открытым воротом.

— Мисс Миллер? — спросил он, не обращая внимания на полицейских. — Я Кельвин Бауэрс, адвокат мистера Диксона. Поскольку на мне лежит ответственность за его имущество — включая музей, — я счел необходимым предложить вам свои услуги.

Глаза у него были темно-темно-синие, почти фиолетовые. Тревожный, грозовой цвет.

— Мисс Миллер не предъявлено обвинения, — сказал Кернига, вставая на ноги и бросая на Кина раздраженный взгляд.

— Тем лучше. — Бауэрс угрожающе сверкнул на Кернигу глазами. — Тем не менее для мисс Миллер это второй длительный допрос за несколько часов, а ночью она нашла тело своего наставника. Мне представляется, что достоверность любых показаний, взятых при подобных обстоятельствах, может быть подвергнута сомнению. Вы не находите? Я чертовски уверен, что присяжные так и подумают.

— А ну-ка полегче! — рявкнул Кин, вставая.

— Вы руководите этим расследованием? — огрызнулся Бауэрс.

Казалось, вопрос привел Кина в замешательство, его праведная уверенность поколебалась. Он посмотрел на Кернигу.

— Я руковожу, — сказал Кернига. — Можем мы вернуться к вопросу о вторжении в квартиру мисс Миллер?..

— Вторжение? — переспросил Бауэрс, переводя взгляд на Дебору. — Вы не пострадали?