Книга Безумство Мазарини - Мишель Бюсси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Симон ликовал.
— Мэр, кажется, в Доминикане?
— Да!
— Надо любой ценой его известить.
— Уже сделано, — спокойно доложила Клара.
Симон подумал, что всегда считал ее дурой, а она иногда оказывается на удивление толковой секретаршей. Уже сумела связаться с мэром, Бертраном Гарсья, нашла его на другом конце планеты.
— Вот как?
— У меня есть номер его мобильника. Я поговорила с ним десять минут назад.
— И что?
— И ничего. Он не собирается возвращаться из Африки. Распорядился ничего не делать, ничего не говорить, предоставить действовать тюремщикам, или полицейским, или армии. В конце концов, это их работа!
Симон пожал плечами и не стал указывать Кларе на пробелы в ее географических познаниях. Несколько минут он метался по комнате, как лев по клетке. Дидье Дельпеш угадал верно. Или почти, поскольку отряд, рассыпавшийся по всему острову, искал не одного беглого арестанта, а двух! Повернувшись к Кларе, Симон спросил:
— А я что должен делать для безопасности острова?
— Ничего! Приказ мэра, Каза. Ничего не предпринимать, не гнать волну…
— Ты же меня знаешь.
— Вот именно… Ну и дура же я. Не надо было давать тебе это письмо.
Клара, считая задание выполненным, развернула стул к компьютеру. Новость явно не слишком ее напугала. Симона такое безразличие изумило. Изумило, но не так уж и удивило.
Он больше месяца провел рядом с Кларой в покинутой всеми мэрии и успел ее узнать. В свои тридцать восемь она принадлежала к тем женщинам, которые то и дело с кем-то расстаются. Изменница местного разлива. У нее была досадная склонность влюбляться в мерзавцев и мгновенно прыгать к ним в койку. Однако Симон не мог не признать, что Клара была довольно привлекательна. Стройная блондинка, уже в июне отлично загоревшая. Черты лица не слишком правильные, но что касается фигуры — тут ее усилия, должно быть немалые, окупались, она практически не уступала молоденьким официанткам из портовых ресторанов. Зато по части работы ей было до шустрых официанток далеко, поскольку почти весь рабочий день Клара торчала в интернете, ходила по сайтам караоке. Она специализировалась на песнях Мишеля Берже и их исполнителях. Симона это бесило, как и манера называть его Каза. После школы от него это прозвище отлипло.
Симон растерянно смотрел на Клару, которая скачивала запись Франс Галль.
— И мы так и будем здесь сидеть? — спросил он.
Клара обернулась:
— Не горячись, Каза. На острове площадью пятнадцать квадратных километров этим парням далеко не уйти. Кстати, тебе не кажется, что глупо бежать на острове? Здесь гораздо труднее спрятаться.
Симон начал закипать.
— А тебе не приходило в голову, что тюрьмы потому и строят на островах?
Клара надела наушники.
Симон перечитал письмо.
— Клара! — заорал он, и секретарша неохотно сняла наушники:
— Что?
— Ты в курсе всех местных происшествий за последние сорок лет, слышала что-нибудь раньше про этих двоих беглецов?
Клара выпрямилась, как будто хотела, чтобы Симон полюбовался ее загорелой грудью в вырезе блузки.
— Сорок лет назад я еще не родилась, малыш!
— Ладно, шучу, ну так что?
— Про Жонаса Новаковски ровным счетом ничего не знаю, он не местный. Зато Жан-Луи Валерино…
— Зато?
— Зато его я знаю отлично. Лет десять назад он работал в мэрии. Мы пересекались два года, когда я только пришла. Он попался на налоговых махинациях, мухлевал с тендерами и государственными контрактами. Отдавал объекты тем, кто отстегивал самый большой процент. Представляешь себе схему?
— Представляю… А дальше что?
— Дальше ничего. Года два назад был большой скандал. Замараны оказались все, но за решетку попал только Валерино.
— И это все?
— Все. Но ты же меня знаешь, если я могу избежать пятен… Предпочитаю чистых людей.
Симон помолчал.
А когда Клара вернулась к своей песне, он внезапно выскочил из мэрии и вскоре вернулся с большой стремянкой.
— Зачем тебе эта лестница, Каза? Собрался подглядывать за девчонками в порту?
— Все муниципальные архивы хранятся на чердаке?
— Влипнем мы из-за тебя, Каза, — вздохнула Клара.
Среда, 16 августа 2000, 17:10
Дорога, ведущая к аббатству, остров Морнезе
— Заткнись! — крикнул я Арману, не дав ему рта раскрыть и помешав испробовать на мне одну из его излюбленных тупых шуток.
Хорошо, что он быстро соображал, не стал настаивать и отправился приставать к кому-нибудь еще, у кого настроение получше.
Мне требовалось уединиться. Я машинально делал то же, что все. Убрать паруса, переодеться в сухое, пешком двинуться в лагерь. Покинуть порт, пересечь городок Сент-Арган, пройти по площади 20 Мая 1908 года мимо статуи Мазарини, шагать по улочкам с красными ставнями до выхода из городка. Один и тот же маршрут, одни и те же действия вот уже десять дней.
Я мог все это проделать, не отрываясь от своих мыслей.
Мой отец жив! В самом начале у меня в голове словно образовались два полюса.
С одной стороны — все, что было в этой ситуации невозможного. Иррационального. Сирота, которого все уверяли, что отец умер… встречает его десять лет спустя вполне живым! Спятить можно.
Но с другой стороны, на противоположном полюсе — логическое развитие событий.
Я рассуждал на ходу, и мерный шаг помогал выстраивать мысли. Нет, если хорошенько подумать, в этом нет ничего иррационального. Все выглядит очень логично. Последние слова моей матери — ее предсказание — были совершенно ясны. Когда-нибудь ты с ним встретишься.
Что она имела в виду?
Что он уехал далеко… Но не умер?
Все становится понятным. Прежде всего — мои глубинные чувства. То, что шестилетним я не плакал. То, что следующие десять лет после этого не грустил. Отсутствие нормальной реакции, той, какую ждут от ребенка, узнавшего о смерти отца, — слез, истерики, депрессии. Чем еще можно объяснить это безразличие, если не тем, что я знал — меня обманывают. Мой отец жив. Он меня ждет.
Разумеется, я подумал и о том, что вообразить отца живым — удобный способ избавиться от чувства вины. Тайная работа моего бессознательного.