Книга Одна среди людей - Анна Сахновская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эй ты! А правилам хорошего тона мама не учила? – На меня уставился амбал со шрамом над бровью, под обтягивающей тело футболкой играли накачанные мышцы. – Ты меня толкнул, и я чуть не упал на девушку. За хамство ответить надо!
– Я вас не толкал, это ошибка… – я быстрее пошел к выходу, надеясь улизнуть от надвигающейся бури. Незнакомец последовал за мной, бросив своим: «Ща приду».
– У-у-у, – протянул он у меня за спиной. – Да ты борзой, как я погляжу. А ну стой, гнида!
Выбравшись на улицу, я пошел еще быстрее, но «качок» обогнал и преградил путь, словно скала. Людей, как назло, рядом оказалось мало.
– Ну, теперь доись. Мобилу можешь себе оставить, урод… – тихо произнес он, пытаясь поймать мой взгляд, чего мне очень не хотелось. – Даже глаза отводишь, ничтожество. – С этими словами он легким движением рук почти впихнул меня в стену «тошниловки». Рывок, и мой кошелек оказался у него в руках. Внутри – лишь тертый полтинник. С досады «амбал» харкнул на асфальт, а потом, швырнув кошелек под ноги, со всего маха треснул меня пудовым кулаком в лицо и удалился, переполненный разочарованием. Не знаю, как мне удалось устоять на ногах. Я почувствовал, как из носа брызнула кровь, а щека и бровь безбожно заныли. Опираясь о стену, я вытирал кровь рукавом. В голове было только одно – скорее отсюда. Нагнувшись, я подобрал пустой кошелек.
– Ты как? – Леха возник будто из ниоткуда. – Погеройствовать решил?
От неожиданности я даже слегка вздрогнул.
– Как видишь. Чего надо? – грубо отрезал я, оправившись от его появления.
– Да остынь ты. – С Лехи как с гуся вода, хоть бы что. – Чувак, тебе надо такси. В метро полно ментов, загрести могут.
– А тебе-то какое дело? – злость моя была отменной. Леха отшатнулся. – Я сам пойду побои зафиксирую и в ментовку заявление писать… – и я поморщился от боли и отвращения, так как знал, что никуда не пойду и никакие заявления писать не стану.
– Ты же пьяный, будешь виновным по любому. И ты его толкнул, между прочим, если даже этого не заметил.
– Да пошел ты! – Я гордо поплелся в сторону метро, сплюнув в сторону Лехи. Он крикнул мне вслед пару ругательств, но я даже не хотел его слушать, поэтому ругательства мысленно отправил ему обратно.
Теперь Леха представлялся мне не человеком и другом, а переполненным злобой и ненавистью существом, что с радостью и без особых сожалений втаптывало меня в грязь. Душевная боль, которую причинил лучший друг, помогла вернуться в реальность. Я остановился у дорожного перехода – горел красный. И даже боль физическая не шла ни в какое сравнение с тем, как скребли на душе кошки…
Вот так я потерял единственного друга. Прокуренный воздух «тошниловки», несколько стопок водки натощак и «свидание» с кирпичной стеной. Прекрасный день – пятница.
Я ехал домой на маршрутке и то ли радовался, то ли грустил. Радовался от того, что подтвердил истинность своих видений. Хотя… Леха мог и приврать. Но слишком уж язвительно и злобно говорил он мне о флирте с Ольгой, с чувством явного мужского превосходства, которое сложно сделать напускным. Эдакий герой-любовник, рассказывающий о своих победах. Зная Леху столько лет, я был убежден, что он не лгал.
А еще во мне проснулась жалость к себе любимому. За что все это со мной? Почему я, а не… сосед Вася? И жалко было вовсе не свой распухший нос… Хотя и его тоже, совсем чуть-чуть.
Горькое чувство отречения от старой жизни навалилось бетонной плитой. Прощай «тошниловка», прощай детство, прощай Леха, прощай мир, каким я его знал раньше. В ту ночь я не спал, даже приняв снотворное.
Утром, едва рассвело, я заглянул в зеркало. Свет. Всепроникающий дикий яркий белый свет залил пространство комнаты, как только я встретился взглядом с собственным отражением. Я закрыл глаза, успокоился и вновь посмотрел в зеркало. Вместо привычного лика я увидел помятое и побитое лицо, воспаленные глаза от бессонной ночи вкупе с тревожными мыслями. Наверное, так и должно быть. Необходимо смириться и жить дальше, ведь жизнь не закончилась. Быть может, все только начинается… Такие малоутешительные мысли меня забавляли. А начинаться может не только хорошее, но и зачастую дурное, пугающее и страшное. Черная полоса приходит не постучавшись. Но я уже был готов – и к бессонным ночам, и к вынужденному одиночеству, и к неприятностям. Смогу ли я вообще общаться с людьми, зная, что у них за душой? От этой мысли легкая дрожь пробежала по телу.
Нужно кому-то открыться. Но эта идея сама по себе была утопией. Даже с самыми близкими людьми – родителями – я никогда не говорил откровенно, что уж до кого-то, пусть он даже аноним из сети. В современном мире про анонимность стоит давно забыть. Работа в компании, производящей программы-антивирусы, наложила отпечаток на мое отношение к конфиденциальности.
А завтра встреча с родителями. Меня даже испарина пробила. Сердце сжало в тисках страха. Родители мои – простые, ничем не выдающиеся обыватели. Я отвернулся от зеркала. Тоска смертная…
Мама работала бухгалтером. Профессия, с одной стороны, важная и нужная… Но с детства я знал, что бухгалтеры ничего не производят, не приносят благ обществу. В детстве меня удивляло, почему чья-то мама поработала и получился проект моста, а моя мама будто бездельничала – результата я увидеть не мог. Наверное, поэтому мнение о маме складывалось не самое лучшее. Я видел пустоту и в ее жизни, и в ее работе. Постоянная трескотня по телефону, какие-то бумажки, суета и сдача непонятных мне отчетов, которые никому не нужны. Она ненавидела свою работу, но продолжала скрепя сердце ходить на службу, срываясь на мне и отце. А если задерживалась, то становилась еще более уставшей и озлобленной. И в этой странной ее ненависти и невозможности сказать «нет» начальству я видел слабость, покорность обманщице-судьбе. К тому же мамины подруги и коллеги, такие же бухгалтеры, как она, создавали негативный образ всей профессии. В коллективе царили склоки, зависть и сплетни – все то, что я ненавидел всей душой. Общение же с подругами, даже школьными, часто перерастало в приступы зависти. Мать часто талдычила одно и то же по кругу целыми днями: «Галька опять купила новую машину», «У Наташки сын поступил в Финансовый», «Ольгин сын с золотой медалью окончил»… Говорила она это зло, с вызовом, пытаясь нас унизить. Она постоянно обвиняла отца в ее нищенской жизни, а меня – в ее постоянно плохом настроении. После таких разговоров мы подолгу сидели молча и расходились каждый по разным углам квартиры.
А отец? Отец был обычным шофером. Он не получил высшего образования, и единственное, что умел – крутить баранку. Еще в школе я всегда испытывал стыд, когда приходилось давать сведения о родителях. У Лехи отец, к примеру, был каким-то директором, и они всей семьей постоянно ездили отдыхать за границу, да и у других ребят отцы добились куда большего, чем мой. Лет пять назад мой отец устроился возить какого– то босса. Служба безопасности компании остановила выбор на нем ввиду несудимости его и родственников, наличию полной семьи, отсутствию тяги к алкоголю, а главное – паспорту с московской пропиской. Мой отец – исполнительный, молчаливый, покладистый – заступал «на смену», когда босс отправлялся по девочкам, и когда нужен просто курьер, чтобы отвезти документы.