Книга Изящно, дорого, смертельно - Оксана Обухова

— Когда?.. В середине июля. За пару дней до того, как ты из отпуска вернулась.

— И где та карта памяти хранилась?

— Сначала, пока я над фотками работала, у меня дома. Ты же не торопила, а заказчик не потребовал отдать все срочно, ему хватило отправленной на адрес информации. Потом… я отдала карту Нифасе, и он запер ее в сейфе, в офисе. Кажется.

— Надеюсь, все так и было. Спасибо, Люся. К тебе журналисты уже наведывались?

— Нет. Но возле дома Сашки кто-то трется, — вздохнула.

— Не удивлена. Будь на созвоне. — Окончив разговор, Евдокия хмуро поглядела на Семинариста. — Немного легче. Я, признаться, переживала, что наезд на «Сфинкса» начали готовить еще полгода назад, в мае.

Митрохин кивнул и потянулся к своему телефону:

— Давай-ка я Дмитрию Сергеевичу позвоню. Поинтересуюсь, где он сам держит карту памяти. Вдруг у него стащили? Позже.

«Звони, звони, — печально согласилась сыщица. — На тебя-то Зимин точно орать не будет и в гроб не пообещает положить».

Константин пристроил телефон на столике между ними, поставил его на громкую связь. Дозвонившись, немного времени потратил на взаимные реверансы и танцы с веерами и лишь потом задал вопрос:

— Дим, ты последние новости от «Сплетника» знаешь?

— Ну, — добродушно хмыкнул Зимин. — Весь в нетерпении, жду звонка от дочери.

— Чего-то больно ты спокоен.

— А что мне нервничать? Мои мотивы — чище некуда! О том, за кого дочь замуж отдаю, я должен был узнать. Узнал — помалкивал, в жизнь молодых не лез. Надеялся, Катька сама разберется.

— Похвальное хладнокровие.

— Трезвомыслие! — довольно вынес клиент сфинксов, чей зять оказался заядлым картежником и любителем легкой «дури». — Я знал, что Катькин идиот сам рано или поздно попадется, придерживал фотки.

— И где держал?

— А в сейфе на работе. Подожди-подожди… ты думаешь, эти фотки у меня стащили?! — Бестолковых друзей у Семинариста не было.

— Да есть такая мысль. У тебя сейф хороший?

— Ну сейф-то у меня отличный… но вот что вспомнилось после твоего вопроса: первое время я карту памяти в портмоне таскал. Все думал — показать Катьке или нет?

— «Сфинксу» предъявлять будешь?

— За что? — непритворно изумился Дмитрий Сергеевич. — Они с меня такой головняк сняли! Дочка теперь знает, что папа — молоток. Фотки придержал, ей доверял — сама большая, разберется. Увидишь Евдокию, спасибо ей скажи: наш придурок засветился, а я вроде бы и ни при чем.

— Тебе спасибо, Дима. До встречи.

Семинарист выключил телефон, исподлобья поглядел на Евдокию.

— Молодец, что догадалась даты уточнить.

Евдокия повела плечом:

— Ничего сложного. «Фотосессия» для Зимина выбивалась из общего ряда по многим показателям: давность, качество и незначительность. Фото, вероятно, слили для общего количества и раздобыли их просто — снимки, пока Зимин в Испании загорал, почти полтора месяца пылились непонятно где, а обычно мы информацию сразу же уничтожаем. В то время, кстати, у Василины как раз появился любовник, который, почти наверняка, обладает нужными навыками. Так что теперь, Костя, все прочно сходится на мужике, который использовал Василину, а после ее грохнул. Надо искать этого урода.

— Н-да, — подумав, крякнул портовик. — Прав был Иван Иваныч Воропаев, когда Антоху за тебя сватал: рожать детей нужно от умных женщин. Бросишь Крученого, рассмотри мою кандидатуру. — Поглядел на растерявшуюся сыщицу и фыркнул: — Забудь! Крученый мне чего-нибудь из жизненно важного открутит.

— Костя, да вы достали меня все! — вспыхнула Евдокия. — Нет между нами ничего! — Собралась вскочить с кресла, но, заметив, что Семинарист смотрит на нее с пытливым прищуром, опомнилась и сиплым шепотом поинтересовалась: — Не поняла… ты хочешь сказать, Антон мне в этом городе кислород перекрыл? Так, что ли?!

— А к тебе здесь кто-нибудь подкатывает? — Митрохин откинулся на спинку и изобразил удивление.

Дуся честно задумалась. Заядлой затворницей она здесь не была, похаживала в рестораны-клубы, где ее пытались клеить вполне приличные ребята.

Но они быстро испарялись. Буквально через пару дней.

— Намекаешь… валить мне отсюда надо, Костя?

— Упаси бог, Евдокия, тебе где-нибудь сказать, Семинарист советовал свалить из Н-ска! Антон мне друг, конечно, но ты так больше не шути. Не дразни судьбу. Давай-ка лучше вернемся к нашим баранам.

Евдокия мысленно поблагодарила портовика за сделанный намек. Своевременный и смелый, Дуся это понимала. Если Крученый «возьмет город», ей тут и впрямь делать нечего: захотят ударить по нему, разбираться в их запутанном романе не будут. Опасно здесь становится.

Так что спасибо Косте. Настоящий друг.

— Хочешь, позвоню Васильеву? — тем временем предлагал портовик. — Мы с ним на короткой ноге.

— А с кем ты на длинной, — вздохнула сыщица, еще погруженная в свои проблемы. — Васильев уже Сереже, мужу Линки звонил. Как поняла, на взводе.

— Разрулим. Намекнем, что фотки могли спереть и у заказчиков… Мол, Дима Зимин этого не исключает.

— Как же, намекнешь ему, — буркнула Дуся. — Но за поддержку спасибо. И думаю, мне нужно прежде поговорить со следователем. Не тревожить лишний раз нашего мануфактурщика, он мужик горячий.

— Кстати о горячем. Пообедаешь со мной? Ребята уже шашлычок варганят.

— Кусок в горло не лезет, прости.

— Есть надо, Дуся. У меня — голодного — башка совсем не варит. И еще о кстати: ты можешь оставаться в этом доме, сколько захочешь. Я его для приезжих партнеров снимаю, о нем никто не знает, так как партнеры у меня бывают всякие.

Евдокия помотала головой:

— Нет, Костя, я прятаться не буду. Только хуже будет, да и бесполезно, не получится. Для пряток нужно вырубить телефон, а оставаться без связи я не могу, сейчас, например, жду звонка от адвоката.

— Хочешь, я найду какую-нибудь похожую на тебя девочку, ты отдашь ей свои шмотки, и она уведет журналистов от твоего дома? К гостинице или куда-то еще.

— А смысл? — печально усмехнулась Евдокия.

— Слегка рассредоточим журналистов между твоим домом, офисом и гостиницей.

— Все точно не уйдут.

— Зато пообедать успеешь. По коньячку?

Евдокия давно знала: как только Семинарист начинает настойчиво поить-кормить гостей, то лучше не отказываться. Обычно, отвлекаясь на кормежку, он попросту берет паузу для размышления, а позже обязательно выдает какой-то результат.

— И шашлычок советую, подруга. Ибо, едим ли мы, ничего не приобретаем; не едим ли, ничего не теряем. Согласна?