Книга Анатомия колдовства - Вадим Скумбриев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внутрь ввалились охотники — двое молодых парней с мечами наголо. Йон не обратил на них никакого внимания, продолжая душить противника.
— Чтоб меня! — выругался один из Багровых, опуская меч. — Где только прятался?
— В шкафу, — ровным голосом ответил Йон. Змеелюд забился в судорогах. — Умнеют твари.
Ему не ответили — охотники во все глаза разглядывали умирающего лакерта. Лишь когда тот окончательно затих, Йон позволил воздушному градиенту восстановиться, и по комнате пронёсся лёгкий ветерок.
Ящер не шелохнулся.
— Тащите его на улицу, к остальным, — бросил Вампир, заставляя дерево пола растечься жидкостью и выпустить труп. Парни молча шагнули вперёд.
Йон внимательно осмотрел все комнаты первого этажа, заглянув даже в кладовку — больше на внимательность Багровых он не полагался. Затем пришёл черёд второго этажа. Хозяйская спальня, к облегчению теурга, осталась чистой, а дверь закрывалась плотно, и вскоре он уже снимал меховой плащ.
— Упокой Жнец душу того несчастного, кто спал здесь прежде, — проговорил он, глядя на просторную бадью в углу комнаты. — Искупаешься?
— Если вы того хотите, господин, — покорно отозвалась Хильда.
— Я спрашиваю тебя.
— Да, — тихо ответила девушка.
Ничего не сказав, Йон распахнул ставни. Внутрь тут же ворвался холодный воздух, но теурга это не смутило. Скупой жест — и в окно полезли охапки снега, одна за другой.
— Нам зимой куда удобнее, чем, скажем, южанам из Элассе, — заметил Вампир, наблюдая, как снег падает в бадью и тут же тает, повинуясь его воле. — Воды вокруг сколько угодно, была бы сила, чтобы её растопить. Или дрова. Богатый тут человек жил.
Он направил поток тепла из очага, и от бадьи повалил пар.
— Кажется, хватит, — сказал он наконец, изучая взглядом раздевающуюся тир. — Закрой-ка окно. И так выстудили тут всё.
Хильда послушно захлопнула ставни. И вдруг шагнула к стене, где на крючках висели цветные платки.
— Господин… посмотрите, — услышал Вампир.
Он посмотрел. И тут же забыл про стоявшую рядом полуобнажённую девушку, которой только что любовался.
В руках Хильда держала кусок ткани сочного цвета индиго, в котором Йон безошибочно признал джумарский тюрбан.
Рона ненавидела просыпаться, едва уснув. Причина была более чем серьёзна, и тем сильней девушка ненавидела ублюдков, вздумавших напасть поздно ночью.
Несколько часов ушло на то, чтобы заставить взбудораженных людей разойтись по комнатам и объясниться со стражей. Три трупа, да ещё убитых магией — дело серьёзное. Заявившийся в гостиницу констебль подозревал нечистый след в этом деле, и только слова Джоанны Хоул кое-как убедили его, что уважаемый мейстер Эриксон тут ни при чём.
В конце концов разочарованный констебль ушёл, пообещав прийти утром с носильщиками, а до того мертвецов вынесли наружу и уложили в снег. Рейтшверт [1] оставшегося безымянным тэна Магнус забрал себе, решив таким образом проблему оружия, пистолет достался Роне. Остальное он великодушно подарил мейстрес Джоанне в счёт разгрома, хоть та и не просила ничего.
Ждать констебля вторично он не собирался, и едва часы пробили семь, снова поднял заспанную Рону, заявив, что им стоит воспользоваться приглашением шерифа Эльфгара и посетить его Длинный дом. Хотя бы чтобы осторожно узнать, зачем он послал убийц. А затем продолжить поиски.
— Почему ты не допросил мертвецов? — вяло спросила девушка, пытаясь влезть в штаны. — Нам не пришлось бы сейчас идти к этому болвану.
— Это слишком тонкая работа, — ответил Магнус. — Женщина на моем месте сумела бы что-то выловить из их мозгов, но не я. К тому же они — октафиденты. Кто бы ни создал в прошлом их ритуал, постарался он на славу.
— Ритуал?
— Посвящение Восьмерым. Когда тебе наносят на лоб восемь знаков маслом и ждут, пока оно впитается, а священник читает нужную молитву. То, что каждому младенцу в странах Окты делают. Эта штука препятствует магии Смерти. Пробить её и поднять мертвеца сервусом несложно, но о тонких операциях над мозгом не стоит и думать.
— Умно, — вздохнула Рона, застёгивая пояс. — Только всё равно ты лезешь в медвежью берлогу. И я, дура, с тобой.
Идея отправиться прямо в дом врага не нравилась ей всё больше и больше.
[1] Рейтшверт (нем.) — «рейтарский меч», холодное оружие, переходная форма между мечом и шпагой, одинаково пригодная для рубки и укола.
***
На улице бушевала метель.
С самого утра злой ветер поднимал тучи снега и разбрасывал их по всему городу, заставляя людей отсиживаться по домам в ожидании хорошей погоды. В белой мгле нельзя было разглядеть даже дом на другой стороне улицы, и Эльфгар видел в этом наказание за свои проступки.
Как иначе объяснить то, что этой ночью он лишился одного из своих людей — просто потому, что не удосужился узнать о пришельце с юга побольше? Он поспешил. Поторопился. И вот знак свыше.
Эльфгар не верил в силу Окты. Несмотря на посвящение и службу Тостигу, Красному королю, законному правителю Хельвега, он так и не принял новую религию душой. Разумом — да, разумом он понимал, что иначе нельзя. Что язычники обречены, и скоро всё королевство будет служить Восьмерым. Недаром же ещё пять веков назад весь Силумгар и часть южных стран были языческими, а теперь? Теперь все они подчиняются клирикам. И это правильно. Только объединившись под одним знаменем, люди смогут выстоять перед демонами, которых с годами становилось всё больше и больше. И какая в конечном счёте разница, существуют ли архонты Окты или это всего лишь сказки церковников?
Зато в Творца всего сущего он верил и раньше, и теперь. Священники говорили, он больше не вмешивается в дела людские, а лишь ждёт. Наблюдает. Смирение и молитвы опустошают чашу его терпения, грехи же наполняют её. И когда человечество окончательно канет во тьму, Всевышний уничтожит всех.
Потому и приходится справляться с язычниками своими силами. Потому и нужно молиться о земных благах не Творцу, а Окте, восьмерым его архонтам. Эльфгар этого не делал: он давно уже убедился, что архонты глухи так же, как и их господин.
Но сейчас ему надо было выговориться.
— Позволь мне облегчить твою душу, друг мой, — услышал он.
Эльфгар отвёл взгляд от окна. Маленькая комнатка, где сидел сейчас стирэсман, служила только для одного — здесь рассказывали секреты. А Эдмунд Вендерский, друг рода, рукоположенный священник, слушал их.
А иногда и не только слушал. Эльфгар не мог сказать наверняка, но подозревал, что Эдмунд не просто так исповедует его тир, в особенности молодых и пригожих. Сам священник говорил, что не делает разницы между рабом и свободным — в конце концов, даже сам Хильдерик, архонт Созидания, при жизни был сыном рабыни, но Эльфгар не верил ему. Стоило бы расспросить тир, только ли исповедью они занимаются наедине, но это означало возможную ссору с Эдмундом. А ссориться с ним шериф не хотел.