Книга Азиаде. Госпожа Хризантема - Пьер Лоти

Во главе процессии группа арабов танцует под звуки тамтама[55] и размахивает длинными шестами, обмотанными золотыми лентами.

Важно выступают верблюды в уборе из страусиных перьев, они несут на себе что-то вроде ларцов, обитых золотой парчой, расшитой драгоценными камнями; в этих ларцах перевозятся самые ценные дары.

Мулы, украшенные султанами, везут в ящиках, обитых красным бархатом и вышитых золотом, остальное богатство.

Улемы, знатные сановники едут верхом, а солдаты образуют живую изгородь вдоль всего пути их следования. Между Стамбулом и Святым городом сорок дней пути.

XXII

В эти осенние ночи Эюп представляет собой весьма мрачное место; у меня сжималось сердце, и странные чувства переполняли меня в первые ночи, которые я провел там в уединении.

Когда я впервые закрыл за собой дверь и мой дом погрузился в темноту, глубокая печаль укутала меня, словно саваном.

Я собрался было выйти, зажег фонарь. (В тюрьмах Стамбула заключенных выводят на прогулку без фонарей.)

После семи часов вечера в Эюпе все дома заперты и все погружается в сон; турки уходят на покой вместе с солнцем и запирают двери на засов.

Если вы где-нибудь увидите, что лампа отбрасывает на мостовую рисунок оконной решетки, не пытайтесь заглянуть в это окно. Лампа, которую вы видели, это траурная лампа, освещающая большие разукрашенные катафалки. Вас прирежут перед этим зарешеченным окном, и никто не придет вам на помощь. Лампы, которые мерцают здесь до самого утра, страшат еще больше, чем темнота.

В Стамбуле этот траурный свет можно встретить в любом закоулке.

Здесь, совсем рядом с моим жилищем, кончаются улицы и начинаются кладбища, которые служат убежищем для банд злоумышленников; ограбив, вас тут же, на месте, и закопают, и турецкая полиция никогда не станет в это вмешиваться.

Я встретил ночного сторожа, который заставил меня вернуться домой, осведомившись предварительно о целях моей прогулки; мои объяснения совершенно не удовлетворили его и даже показались подозрительными.

К счастью, среди ночных сторожей попадаются славные ребята, таким оказался и этот; хотя в дальнейшем ему предстояло увидеть в моем доме немало таинственного, он всегда вел себя с безупречной сдержанностью.

XXIII

«Можно найти приятеля, но нельзя найти верного друга». «Даже если вы обойдете весь мир, вы не найдете, быть может, ни одного друга…»[56]

XXIV

Лоти – сестре в Брайтбери

Эюп, 1876

…Открывать тебе мое сердце становится все труднее, потому что с каждым днем наши взгляды все больше расходятся. Христианская идея долго держалась в моем сознании, даже когда я уже перестал верить; она служила мне утешением. Теперь очарование ее совершенно исчезло; я не знаю ничего более суетного, ничего более лживого и более неприемлемого, чем она.

В моей жизни были ужасные минуты, я жестоко страдал, ты это знаешь.

Я хотел жениться и доверил тебе подыскать юную девушку, достойную нашего семейного очага и нашей старой матушки. Теперь я прошу тебя больше не заниматься этим: я сделал бы несчастной женщину, на которой женился, а потому предпочитаю по-прежнему прожигать жизнь…

Пишу тебе из моего печального дома в Эюпе. Рядом со мной мальчик по имени Юсуф, которого я приучил подчиняться моим жестам, избавив от скучной привычки говорить. Я провожу в доме долгие часы, не обмениваясь ни словом ни с одной живой душой.

Я говорил тебе, что не верю в любовь, так оно и есть. Несколько человек заверяют меня, что питают ко мне дружеские чувства, но я им не верю. Самуил, быть может, единственный, кто ко мне по-настоящему привязан. Впрочем, никаких иллюзий и на этот счет у меня нет: с его стороны это лишь пылкое ребяческое чувство. В один прекрасный день оно развеется как дым, и я опять останусь один.

В твою любовь, сестра, я верю до какой-то степени. Это дело привычки, и потом – надо же человеку во что-то верить. Если ты меня действительно любишь, скажи об этом, покажи мне это. Я испытываю потребность снова быть привязанным к кому-то; если ты меня любишь, сделай так, чтоб я в это поверил. Земля уходит у меня из-под ног, меня окружает пустыня, мне страшно.

Я не хочу огорчать старую матушку и клянусь, как и до сих пор, не пропадать. Когда же ее не станет, я приеду, чтобы сказать тебе «прощай», и затем исчезну без следа…

XXV

Лоти – Пламкетту

Эюп, 15 ноября 1876-го

За всей восточной фантасмагорией моего существования, за Арифом-эфенди, таится бедный грустный юноша, который нередко ощущает в сердце смертельный холод. На свете не так много людей, с которыми этот юноша, замкнутый от природы, мог бы иногда поговорить по душам, но Вы один из них. Что бы я ни делал, я не чувствую себя счастливым; никакие средства, никакие уловки не могут заставить меня забыться. Сердце мое полно усталости и горечи.

В своем уединении я очень привязался к бродяжке по имени Самуил, подобранному на набережной Салоник. Он чувствителен и прямодушен. Как сказал бы покойный Рауль де Нанжис, это необработанный алмаз в железной оправе. К тому же его реакции так наивны и своеобразны, что при нем я скучаю меньше обычного.

Я писал уже Вам о зимних сумерках – тоскливейшем времени: в окрестностях не слышно ничего, кроме голоса муэдзина, как и века назад прославляющего Аллаха и посылающего ему свои жалобы. Образы прошлого встают в моем воображении с мучительной четкостью; окружающее нагоняет уныние и тоску, и я спрашиваю себя, зачем я притащился сюда, в этот заброшенный уголок Эюпа.

Вот если б она была здесь – она, Азиаде!..

Я по-прежнему жду ее, но увы!

Я задергиваю занавески, зажигаю лампу, развожу огонь в камине; обстановка меняется, и мои мысли – тоже. Я продолжаю письмо, сидя на мохнатом турецком ковре перед весело пляшущим огнем, закутавшись в меховое пальто. На какое-то время я воображаю себя дервишем, и это забавляет меня.

Не знаю, Пламкетт, что еще рассказать Вам о своей жизни, чем развлечь Вас. Сюжетов масса, трудно выбрать один из них. Да и потом, что прошло, то прошло, не правда ли? И больше нас не интересует.

Множество любовниц, из которых я не любил ни одну, множество приключений, много прогулок – пеших и конных; бесконечные скитания; всюду незнакомые лица, равнодушные или антипатичные; много долгов и ростовщиков, преследующих меня по пятам; одежда, расшитая золотом с головы до ног; умирающая душа и пустое сердце.

Вот каково положение на сегодня, 15 ноября, на десять часов вечера.

Зима; холодный дождь и сильный ветер бьют по стеклам моего унылого жилища; никаких других звуков не слышно, а старая турецкая лампа, висящая над головой, одна горит в этот час во всем Эюпе. Мрачный край этот Эюп, сердце ислама; здесь расположена мечеть, где коронуют султанов; одни лишь старые свирепые дервиши и сторожа, охраняющие священные могилы, населяют этот квартал, самый мусульманский и самый фанатичный во всем городе.