Книга Бесогон на взводе! - Андрей Белянин

– Вот всякую псину лишний раз не спроси… ай! Больно же!

Мой доберман всё сделал правильно. А если кто-то вдруг чего-то там где-то как-то почему-то недопонял или продолжает питать влажные иллюзии, я напомню: Анчутка – это бес. Бес – значит, чужой, тёмный, не за нас. И то, что на данный момент он нам служит, помогая по дому, это, мягко говоря, противоестественно. Этого нельзя забывать.

Безрогого и бесхвостого красавчика держит в узде ряд православных молитв и одна георгиевская ленточка, особым образом повязанная на шее, так, чтоб не снял. Как я уже говорил раньше, достаточно включить телевизор (инет, радио, газеты, логику…), чтобы самостоятельно посмотреть, убедившись раз и навсегда, кто боится ленты святого Георгия.

Где она законодательно (!) запрещена? В какой среде и в каких странах? Нашли? Поздравляю. Вот там и правят бал бесы, а люди… люди изо всех сил им подыгрывают.

– Когда за нами придут?

– За кем за нами, амиго? Нихт ферштейн, жё нэ компран па, ничого не розумию…

– Декарт тебе в печень! Когда за мной придут, так яснее?

– А почему ты спрашиваешь в будущем времени? – искренне удивился наш домашний нечистый, делая самое честное выражение лица.

Сколько я его знаю, это означает примерно полторы-две минуты до… До чего угодно! И лично я потратил их с пользой, залив в серебряную фляжку святую воду. Ох, если б это хоть сколько-нибудь критично могло изменить ситуацию, но хоть что-то, увы… увы… увы…

– Там кто-то пришёл. Не бесы. Там… там Марта! – вдруг нервно втянул ноздрями воздух мой пёс. – Она пришла! А вдруг она забыла принести вкусняшки? Нельзя так обижать собаченьку-у.

Я обернулся к Анчутке, пристально глядя ему в глаза. Он не выдержал, отвёл взгляд и молча указал пальцем на висящий в углу наган в подмышечной кобуре.

– Гран мерси, – захотелось ответить мне в его же стиле.

После чего я быстренько зарядил старенький револьвер семью серебряными пулями, сунул его за пояс и бросился в сени переобуваться. Кто живёт на русском Севере, знает, что зимой на улице в домашних тапочках комфортно первые полторы минуты, потом ноги сковывает мороз ледяным гипсом.

– Гесс, ты со мной?

– Да! Не обижай…

– Собаченьку. Я в курсе. Пошли.

Он радостно завилял обрубком хвоста и поспешил в сени. Никаких серьёзных проблем в том, чтобы самостоятельно надеть фуфайку и армейскую шапку с красной звездой, у него не было. Уши мой пёс всегда опускал вниз, так теплее. Двери тоже открывал левой задней лапой. Когда ему надо.

В общем, во двор к Марте мы вывалились едва ли не в обнимку, поскольку каждый хотел быть первым. Но я сумел в какой-то момент опередить обнаглевшего добермана.

– Привет, любимая! Я жив, я скучал, и я не виноват, что нас обоих уволили.

– Да! Меня уволили из-за тебя! Из-за твоей, блин, дурацкой любви! И чтоб я ещё… хоть раз… вот так… при всех… да никогда!

Я стоял перед ней лицом к лицу, на расстоянии ладони и тая под взглядом её зелёных глаз. Милая моя, да говори что хочешь, я буду молчать. Смотреть в твои глаза, улыбаться в ответ твоей улыбке, вдыхать аромат твоих волос и ни на секунду не задумываться, что нам ещё надо изгонять откуда-то там какую-то там нечисть рогатую.

Лысина Сократова, ну какая кому в принципе разница, мы их побьём или другие бесогоны? Никакой. Даже более того, ребята всегда готовы прикрыть меня, если я очень, очень занят. Как и я в подобной ситуации точно так же прикрою их. Но личную жизнь никто не отменял.

Пока Марта соображала, что бы ещё такое обличающее бросить мне в лицо, я просто обнял её. Она, не сопротивляясь, прильнула к моей груди.

– Тео, ты дурак.

– Мой пёс регулярно говорит мне то же самое.

– Я его люблю.

– А меня?

– Эй, она же сказала тебе, что любит собаченьку! – праведно возмутился доберман, изображая девственную невинность. – Лучше спроси у неё, где вкусняшки? Я их не чую. Она их забыла?!

Рыжая Марта сунула руку во внутренний карман длинной зимней куртки и вытащила пакет сухариков. Не тех, что старательно рекламирует Павел Воля, попроще и подешевле, но наш Гесс любит именно эти. Специально не упоминаю названия фирмы, избегая возможных обвинений в настырной рекламе. Пусть этим режиссёр Бекмамбетов занимается, но я же не он, и всё тут.

– Где ты теперь?

– В Питере. Перевели в другой филиал с офисом в Петропавловской крепости.

– Я приеду.

– Приезжай, буду ждать, – ответила она.

Как это ни странно звучит, мы оба просто не знали, о чём говорить. Хитрый пёсик, в секунды схрумкав сухарики, постарался втиснуться между нами так, чтобы наши руки легли ему на лоб, и расплылся в самодовольной улыбке. Если мне удастся выбраться в северную столицу, разумеется, придётся взять его с собой. Санкт-Петербург ему понравился, его там кормили, фотографировали, гладили и везде пускали без намордника.

– Всё будет норм, тебя восстановят, – после короткого молчания сказала Марта, подняв на меня взгляд. – Там наверху большая шумиха, вы оба слишком неуправляемая парочка, но именно у вас нет ни одного провального задания.

– А Шекспир?

– Не в счёт. Это вообще была неправильная постановка задачи. В конце концов, Шекспира мы принимаем именно таким, и не помоги ты ему раздуть беса самомнения, мир, возможно, вообще бы о нём не узнал.

– Я без тебя не вернусь.

– Вернись. Ты там нужен.

– Если выгнали, то не очень.

– Это временная мера, больше от бессилия, – вздохнула она, пока мы сплетали пальцы на загривке разомлевшего пса. – Вся шумиха из-за нудного Дезмо, но, поверь, он мало что решает. Там всё упёрлось в твои контакты с Якутянкой.

– Ясно.

– Чего тебе ясно? Ясно ему… Что у тебя с ней было?!

– Ничего.

– Гесс? – Марта быстро поймала за ухо моего пса. – Что у него с ней? Они целовались, обнимались, нюхали друг друга, занимались случкой?

– Нет, – пискнул перепуганный доберман и запел курским соловьём, сдавая меня с потрохами.

Рыжая ревнивица в полминуты узнала, что Якутянка не носит ничего, кроме шубы, сапог и бриллиантов, что она очень красивая, что вся раздевалась передо мной и перед ним тоже, что предлагала абсолютно всё, от денег и власти до себя лично, и что конечно же я от всего этого отказался, но глаз в сторону не отводил и вроде бы даже не отворачивался ни разу.

Случки он не видел, поэтому уверен, что её не было. Если бы было, так его чуткий нос сразу сказал бы ему об этом, а уж он-то не стал бы врать такой хорошей девочке, которая носит в кармане вкусняшки для голодной собаченьки. Декарт мне в печень, как же в тот момент я хотел придушить этого болтливого кулацкого подголоска…