Книга Маленькая художница - Кэрол Мортимер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Думаю, это не лучшая идея… — пробормотала она.
Мысли Джонаса, как всегда при виде Мак, были полны плохих идей. Весь день все тело ныло от боли. Он уже подумал, что вечер и ночь пройдут в мучениях от неудовлетворенности…
— Полбокала вина не нанесет вреда, Мак! — К его собственному удивлению, он начал ее уговаривать.
— Правда? — все еще упиралась девушка.
— Ты что, боишься? — Джонас начинал терять терпение.
— Надеешься таким образом убедить меня? — сощурила она глаза.
— А что, работает?
Мак очень хотела пойти с ним. Один только разговор с Джонасом так щекотал ее нервы… А тембр этого глубокого, низкого голоса заставлял трепетать все тело. Ей стало жарко, и причина была вовсе не в кожаном костюме.
— Хорошо. Могу я оставить шлем здесь? — деловито осведомилась она.
— Уверен, что мотоцикл и шлем будут в целости и сохранности, — уверил ее Джонас.
Вот только остаться с ним наедине?.. Это определенно угрожало безопасности Мак.
Подойдя к лифтам, Мак резко обернулась, чтобы посмотреть, не отстал ли Джонас. Его взгляд был прикован к ее ягодицам, и он, захваченный врасплох, не успел его отвести. Она быстро отвернулась, чтобы он не заметил, как ее щеки заливает краска.
Как только Джонас ввел защитный код, они зашли в лифт.
— Тебе не стоит надевать такие узкие штаны, если не хочешь, чтобы все мужчины на тебя глазели! — словно оправдываясь, заметил Джонас.
— Это ради моей безопасности, когда я езжу на мотоцикле, а не для мужчин. Между прочим, в них очень жарко.
— Жарко — это самое подходящее слово… — многозначительно пробормотал он себе под нос.
— Надо сменить тему разговора! — решила Мак.
— Наверное. — Он послушно кивнул. Она права, но вот сделать это было совсем нелегко.
Мак отвернулась к стальной двери лифта, пока кабина поднимала их в пентхаус.
Свет в помещении зажегся автоматически, как только они зашли. Это была его гостиная или одна из них. Как Мак и ожидала, все здесь было выполнено в ультрасовременном стиле: черное и белое с хромированными деталями и редкими вставками красного для смягчения аскетизма обстановки. Стены выкрашены в снежно-белый цвет, на черной мебели разложены подушки разных оттенков красного, а на полу из черного дерева в нескольких местах лежат черные и белые ковры.
С точки зрения Мак, человека со вкусом, это было ужасно.
— Очень мило… — Мак произнесла эти слова без особого энтузиазма.
Джонас заметил, как она сначала поморщилась.
— Когда я переехал сюда шесть месяцев назад, то разрешил дизайнеру делать все, что ему в голову взбредет. Получилось ужасно, да? — озабоченно поинтересовался Джонас мнением художницы.
— Если тебе не нравится, почему не переделаешь?
— А смысл? Я скоро снова перееду.
— Да? Вот почему ты даже рождественские украшения не развесил?
Джонас никогда не украшал квартиру к Рождеству. Какой смысл? Он живет один, гости при ходят редко. Так к чему эти пылесборники? Ему нужно было просто пережить Рождество, пока остальные наслаждались всяким сентиментальным антуражем. Обычно он старался уехать куда-нибудь на это время, например на Карибы. И этот год не должен был отличаться от предыдущих…
— Да, поэтому, — коротко ответил Джонас и с трудом отвел глаза от Мак. Она прекрасно смотрелась в этой кожаной одежде… Он направился на кухню: — Пойдем, я открою вино.
А вот дизайном кухни Джонас занимался сам. Деревянные потолочные перекрытия, которые он привез из дома восемнадцатого века, прекрасно сочетались с дубовой мебелью, под настенными шкафами были развешаны начищенные до блеска медные кастрюли. В центре кухни стоял искусственно состаренный дубовый стол, окруженный четырьмя стульями. В отличие от безликой гостиной, это было теплое и уютное помещение. Кухня была местом, где Джонас проводил больше всего времени, находясь дома. Здесь он читал журналы и занимался бумажной работой. Это была его святая святых.
— Гораздо лучше. Сам обустраивал? — заметила гостья.
— Да, — не стал отнекиваться Джонас.
— Я так и подумала, — призналась Мак.
— Почему?
— Она теплее, чем другие комнаты. — Мак пожала плечами.
— Теплее?
— Более обжитая.
— Присаживайся, — пригласил он ее.
Достав из винного бара-холодильника шабли «Премьер Крю», Джонас налил два бокала.
Мак до сих пор не была уверена, правильно ли было то, что вот она сидит здесь, в доме Джонаса. Посмотрев на выражение его лица, она подумала, что он тоже сожалеет, что пригласил ее.
Девушка присела на один из четырех стульев:
— Я только выпью вина и пойду.
— Ты куда-то торопишься? — Джонас поставил свой бокал на стол.
Она нервно облизнула губы. Он стоял слишком близко.
— Лучше не злоупотреблять гостеприимством. — Ее руки заметно дрожали.
— Лучше для кого?
— Думаю, для нас обоих.
— Мы слишком много думаем, — бросил Джонас. — Ты ужинала?
— Еще нет. — Она мельком на него взглянула.
— Я съел только то, что заказал во время нашего совместного ланча. А ты?
— Перекусила тостом, когда приехала домой. Но я не одета для похода в ресторан, Джонас.
— А кто сказал про поход в ресторан?
Мак почувствовала себя неловко. Трепет, страх и предвкушение слились воедино. Ей не стоило тут оставаться, ни секунды…
— Очень мило с твоей стороны…
— Как вежливо с твоей стороны! — передразнил ее Джонас и рявкнул: — Черт, если ты не хочешь ужинать со мной, так и скажи!
— Дело не в том, что я не хочу ужинать с тобой, Джонас… — замялась Мак.
— Так в чем же дело?
— Я сейчас сама не своя.
— Что это значит? — уставился он на нее.
— Я… эти апартаменты… это не мой уровень. Бутылка вина, должно быть, стоит столько, сколько некоторые зарабатывают в месяц.
— И?..
— Я такая, какая есть! Не люблю показуху. Однажды я уже была игрушкой в руках мужчины, которой он хвастался на вечеринках.
— Думаешь, я этого добиваюсь? — искренне удивился Джонас.
— Я не уверена… не знаю, что ты от меня хочешь… — Мак была сбита с толку.
— Это нас роднит, — улыбаясь, кивнул Джонас. — Знаешь, по каким-то необъяснимым причинам ты оказываешь на меня странное влияние, Мэри Макгуайр!
Джонас забрал у нее бокал и поставил на стол. А затем взял ее за руки, и она встала. Теперь они стояли в паре сантиметров друг от друга. Он заметил румянец на ее щеках, быстрое дыхание и слегка приоткрытые губы, которые жаждали поцелуя.