Книга Хорт – сын викинга - Виталий Гладкий

Он готовил его на вечернем привале, притом весьма своеобразно: удалял у птицы внутренности, затем обмазывал перья толстым слоем глины и запекал в угольях. Когда жаркое было готовым, прокаленный слой глины снимался вместе со шкуркой и перьями, и восхитительно мягкое и ароматное мясо, испеченное в собственном соку, утоляли голод значительно лучше вяленой оленины, которую он обычно жевал на ходу…

После того как росомаха удалилась, некоторое время на поляне и вокруг нее царили спокойствие и умиротворенность. Морав от нетерпения прикусил нижнюю губу до крови, но боли не почувствовал; все его мысли были сосредоточены на самом главном: неужели он ошибся и росомаху вспугнули не белые волки?! Он знал, что более мелких серых хищников росомаха особо не опасалась. Иногда случалось, что она отбирала добычу даже у медведя, не говоря уже о серых волках. Только белый волк мог сломать хребет неуклюжему, но очень опасному зверю, не страшась ни его силы, ни потрясающе мощных челюстей.

Но вот в окружающей обстановке что-то изменилось. Этот момент Морав ощутил кожей. Казалось, что в полном безветрии лесной поляны, окруженной стеной вековых деревьев, подул легкий ветерок, притом с разных сторон. Волки! В этом юноша уже не сомневался. Наверное, в данный момент они перекрывают оленям наиболее удобный путь к бегству. В голове юноши билась, как птичка в силках, единственная мысль: какие волки готовятся напасть на стадо – серые или белые?

Однако не только Морав почувствовал надвигающуюся опасность, но и вожак оленьего стада. Это был крупный зверь в расцвете сил, с огромной ветвистой короной на голове. Тело оленя лоснилось, и когда на него попадали редкие солнечные лучи, пробивающиеся сквозь древесные кроны, светло-коричневая шерсть животного приобретала золотистый оттенок; казалось, что благородный зверь излучает сияние.

Приближалось время оленьих свадеб, и самые сильные самцы собирали вокруг себя не двух-трех самок, как обычно, а в три раза больше. Величественный и могучий рев оленя во время гона далеко разносился по лесу. Мораву не раз доводилось слышать его, как и стук рогов дерущихся самцов. Судя по тому, что самок на поляне паслось больше десятка, красавец олень пользовался большой популярностью среди важенок.

Олень резко вскинул голову, отягощенную огромной короной, и насторожился. Врагов у оленей было много, но не каждый зверь мог отважиться напасть на стадо животных во главе с самцом в полном расцвете сил. Острых оленьих копыт и рогов побаивались даже серые волки, кровожадные лесные разбойники. В одиночку на оленей они не нападали, только стаей.

Но их белые собратья не знали страха. Ростом с жеребенка, с мощными лапами и широкой мускулистой грудью, северные волки могли задавить жертву даже своим немалым весом, не говоря уже о клыках, которые были больше, чем у медведя. Главной особенностью белых волков было то, что летом они в основном держались парами и только к зиме сбивались в немногочисленные стаи.

Увы, подать сигнал тревоги олень не успел. На фоне коричневых древесных стволов мелькнула белая молния, и огромный волчище упал на спину важенки. Она закричала почти как человек, но ее крик тут же превратился в булькающие звуки – волк перегрыз ей горло.

Похоже, вожак хорошо научил обороняться своих подруг. Вместо того чтобы со страха броситься бежать, они мигом сбилось в тесную кучу, и волчицу, опоздавшую с прыжком, встретили острые копыта.

Она чудом спаслась от верной смерти, но ее пушистая сизо-белая шерсть покраснела от ран. Хромая на переднюю лапу, волчица даже не зарычала, а жалобно тявкнула; она отскочила в сторону и тяжело задышала, не сводя с важенок красных от ярости глаз. Волчица была еще молодой и неопытной, но, судя по реакции самца, очень любимой.

Заметив, что его подруга ранена, он взъярился. Оставив свою добычу, волк, свирепо оскалившись, ринулся на самца, справедливо посчитав, что именно вожак виноват в том, что оленье стадо оказало неожиданное сопротивление. Ведь олени при виде северных волков обычно надеялись лишь на быстроту своих ног.

Это был его просчет. Олень не дрогнул. Движения вожака были точно рассчитаны, и когда волк попытался добраться до его горла, он изловчился, опустил рога и спустя миг матерый хищник уже парил в воздухе. Он не упал, сумел как-то извернуться и встал на все четыре лапы. Но на него было страшно смотреть; даже Морав невольно вздрогнул. Такой свирепости ему никогда не доводилось видеть.

Мать часто рассказывала ему о божествах викингов, в том числе и про верховного бога Одина, предводителе асов, которого сопровождали два огромных волка Гери и Фреки. Именно такими, как рассвирепевший белый волк, он и представлял их в своем воображении.

Волк был мудр. Гнев не лишил его рассудительности. Он сделал вид, что хочет повторить нападение, но вместо того, чтобы опять сразиться с вожаком стада, взбешенный хищник вдруг совершил потрясающий по мощи прыжок и обрушился на другую важенку. Волк разорвал ей горло даже быстрее, чем первой. И тут же, отскочив на безопасное расстояние, начал неторопливо двигаться вокруг тесной кучки оленей, выбирая очередную жертву. Матерый зверь знал, как побольнее уязвить опасного противника. Лишиться самок во время осеннего гона – что может быть позорнее для коронованного властелина оленьего стада?

Морав не стал больше медлить, хотя развернувшееся перед его глазами сражение было захватывающим. Он опасался, что белый волк присоединится к раненой подруге и скроется в лесу, чтобы подождать, пока олени не покинут поляну. Знатная добыча – две важенки – может и подождать немного. Он натянул тетиву, тщательно прицелился, и стрела с тихим свистом впилась в бок хищника. Волк от неожиданности упал, но тут же вскочил и обратил свой взгляд на юношу, который в охотничьем запале выскочил из зарослей, тем самым принудив оленей к бегству. Уж они-то точно знали, что человек будет пострашнее любого хищника.

Несколько мгновений – и поляна опустела. Даже волчица благоразумно посчитала, что связаться с вооруженным человеком, притом в ее состоянии, себе дороже. Она поковыляла в заросли, где ее ждал волчонок – прибылой, – родившийся весной; он не принимал участия в опасной охоте. Там она и затаилась в ожидании развязки.

Морав промахнулся. Он целил точно в сердце, но незамеченная им древесная веточка слегка изменила траекторию полета стрелы, и широкое каленое лезвие наконечника вонзилось рядом с ним.

Волк даже не зарычал – взревел, как медведь. Он бросился на Морава с намерением растерзать юношу, тем более что ужалившая его стрела добавила ему ярости и совершенно лишила чувства самосохранения. Морав лишь мельком успел пожалеть, что оставил копье в зарослях. В полной уверенности, что волк смертельно ранен, он не успел наложить на тетиву вторую стрелу, и свирепый хищник одним потрясающим прыжком опрокинул его навзничь. Все, что юный охотник успел сделать, так это выхватить нож и, когда волк придавил Морава своим немалым весом к земле, всадить его в брюхо зверя.

И все равно волк пытался загрызть юношу. Одной рукой Морав продолжал взрезать брюхо хищника, а второй вцепился ему в нижнюю челюсть и не давал широко разверстой зубастой пасти вцепиться в свое горло. Эта борьба, как показалось юному охотнику, длилась вечность. Он напрягал последние силы, пытаясь сдержать натиск мускулистой громады. Но вот мышцы волка обмякли, из горла пошла кровь, и Морав наконец стряхнул с себя издыхающего хищника.