Книга Я не кукла - Мишель Рид

И тут же, как сквозь длинный темный тоннель, она услышала свои слова, которые должны были еще больше разозлить его:

– Раз так, уходи! Почему бы тебе не проявить благородство, Дэйв, и не уйти отсюда ко всем чертям! Никто тебя здесь не держит! Убирайся к своей драгоценной Линде!

– Может, прекратишь упоминать это треклятое имя? – проскрежетал он.

– Линда, Линда, Линда! – нараспев повторила Алекс.

Что-то промелькнуло в глазах Дэйва – боль, страдание? – и исчезло, прежде чем Алекс смогла распознать, что это.

– Нет, – пробормотал он, снова притягивая ее к себе. – Ты, ты, ты!

Одно резкое движение Дэйва, и, не удержав равновесия, они оба, в сплетении рук и ног, упали на кровать.

То, что произошло вслед за этим, было меньше всего похоже на любовную игру. Это было сражение, поединок, в котором каждый стремился распалить другого, когда каждая нарочитая ласка немедленно вызывала ответную, когда в схлестнувшихся взглядах горячих глаз злость и страсть встречались с насмешкой и презрением. Чем больше возбуждался один, тем сильнее это подстегивало другого, и они оба, всё разгоняясь, летели по этому безумному пути, охваченные своими израненными, искореженными чувствами.

В какой-то момент к Дэйву, видимо, вернулось благоразумие, он попытался взять себя в руки и отпрянуть прочь. Но Алекс, почувствовав это, в слепом порыве панического страха, корни которого, наверное, были в боязни потерять его насовсем, сама прильнула к нему. Не то стон, не то мольба с ее именем сорвалась с его губ, когда она в нетерпении припала к ним своими жаждущими губами. Именно Алекс вдруг взяла на себя главную роль и повела его за собой от отчаянного старта до яростного финиша. Она оставила лежащего внизу мужчину дрожащим и обессилевшим, а сама едва смогла отползти прочь, чтобы сжаться в комок от горькой неудовлетворенности. Ее эмоции скреблись и царапались внутри, требуя выхода, в котором им было отказано, вызывая в ней чувства смятения и отвращения к себе самой.

Так кто же победил? – безрадостно спросила она себя и ответила: никто. Она испытывала досаду из-за своего порыва, из-за того, что ее толкнул на это страх потерять Дэйва. Но в то же время ей надо было вновь ощутить, как он полностью растворяется в ней, забывается в ее объятиях. Это было важно для нее – убедиться в том, что, сколько бы ни было у него женщин, она, маленькая, ничем не примечательная Алекс, все еще способна возбуждать в нем безумное желание.

Ей пришлось признаться себе, что и она хотела его, и это желание не оставляло места для гордости или самоуважения. Две слезинки скатились по ее бледным щекам. В конечном итоге она проиграла, потому что, приобретя уверенность в том, что все еще может возбуждать в нем вожделение, она сама потеряла способность отвечать на него. Ее слепое доверие к Дэйву исчезло, а вместе с доверием исчезла свобода любить и отвечать на любовь.

Это испугало ее, она почувствовала себя более одинокой, чем даже если бы он просто ушел от нее.

– Алекс?

Она повернула голову на подушке и увидела устремленные на нее темные глаза.

– Прости, – тихо сказал Дэйв.

Интересно, за что он просит прощение? За то, что произошло сейчас в этой постели? Или за все вообще? В конце концов, это не имеет значения.

Пожалуй, ничто уже больше не имеет значения.

Она почувствовала себя пустой скорлупкой, брошенной, одинокой, и даже тысяча извинений не смогла бы ничего изменить.

Слезы застилали ее глаза, просачиваясь по каплям на ресницы.

– Мне стыдно, – произнесла она осипшим, дрожащим голосом.

Что-то подозрительно блеснуло в глазах Дэйва.

– Иди сюда, – взволнованно сказал он, притянув ее к себе. – Алекс, я никогда в жизни не чувствовал себя более ужасно, – пробормотал он, уткнувшись в спутанный шелк ее волос, – и я клянусь, что никогда больше не сделаю ничего такого, что может причинить тебе такую боль.

Алекс уже не казалось столь невозможным поверить ему, простить и забыть, похоронить обиду на дне души в надежде, что вместе с ней уйдет и боль.

– Я люблю тебя, – хрипло сказал Дэйв. – Я действительно люблю тебя, Алекс.

– Нет! – Она резко сжалась, все мысли о возможном прощении вмиг исчезли, как только были произнесены эти три лживых слова. Когда-то она поверила ему – и куда это ее привело! – Не смей говорить мне о любви, – гневно выдохнула она. – Любовь не имеет никакого отношения к тому, что произошло сейчас, да и к тому, что ты женился на мне, тоже!

За завтраком на следующее утро Алекс не покидало ощущение неловкости. Близнецы не сводили с нее обеспокоенных и любопытных глаз. Она понимала, что они удивлены ее вчерашним внезапным исчезновением, но, видимо, Дэйв запретил им расспрашивать ее. Алекс не удержалась от легкой улыбки, когда увидела, как Кейт открыла было рот, чтобы задать вопрос, и тут же закрыла, поймав предостерегающий взгляд отца. Было заметно, с каким трудом ей удалось сдержать себя. Сэм вел себя иначе: хмуро глядел на мать и молчал. Он не проронил ни слова с того момента, как спустился к завтраку.

– Ешь, Сэмми, – мягко поторопила его Алекс, – если ты не будешь есть, то быстро проголодаешься.

Из-под нахмуренных бровей на нее смотрели глаза сына, так похожие на глаза Дэйва.

– Где ты была вчера? – неожиданно выпалил он, бросив опасливый взгляд в сторону газеты, закрывавшей лицо отца.

Алекс невольно проследила за его взглядом.

– Я устроила себе выходной, – небрежно пояснила она и улыбнулась, чтобы показать, что все в порядке. – Надеюсь, ты не возражаешь?

Он весь как-то съежился, и у Алекс сжалось сердце. Сэм не был похож на свою более непосредственную, неугомонную сестру, беспокойство которой выплескивалось наружу. Он обычно все переживал в себе, и то, что у него вырвался такой вопрос, означало, что он действительно потрясен необычным поведением матери.

– Но все-таки, где ты была? – повторил Сэм.

Алекс слегка вздохнула и инстинктивно протянула через стол руку, чтобы потрепать его по аккуратно причесанной голове. Он не дернулся в сторону, как обычно, и не стал протестовать из-за взъерошенных волос.

– Я устала, – сказала она, судорожно пытаясь найти объяснение, которое было бы понятно шестилетнему ребенку. – Почувствовала, что мне нужен отдых. Поэтому ушла одна, чтобы немного побыть в одиночестве, вот и все.

– Но обычно ты не уходила без нас! Ведь кто-то должен был присматривать за тобой! – сказал Сэм, взглянув на слегка опустившийся газетный лист.

– Кто бы говорил? – поддразнила его Алекс, пытаясь превратить все в шутку и в то же время внутренне ужасаясь тому, что даже ее шестилетний сын считает, что она нуждается в присмотре. – Ты ведь знаешь, что я вполне взрослая. Я могу сама позаботиться о себе.

– А папа сказал, что не можешь, – вступила в разговор Кейт. – Он говорил это бабушке. Папа носился по дому – вверх и вниз – и выбегал на улицу. И кричал по телефону на тетю Мэнди.