Книга Завещание алхимика - Наталья Александрова

– Но ты же еще свое эскимо не доел!

– Оно уже кончается, и меня ждет тусклое, безрадостноесуществование!..

– Какая, однако, у нас продвинутая, прагматичнаямолодежь! – вздохнул Дмитрий Алексеевич и купил сообразительному мальчикутребуемое мороженое.

Получив свое, Костик зашагал по обсаженной елками улице, неоглядываясь на Старыгина и подбивая ногой еловые шишки. Через несколько минутони миновали дорожный указатель «Осторожно, ежики» и свернули влево.

К этому времени Костик прикончил второе эскимо и ссожалением оглянулся на своего спутника:

– Ну вот, видите тот зеленый дом с башенкой? Вот там они живет, ваш Никанорыч. Только я дальше не пойду, у меня с ним напряженныеотношения.

– На какой почве? – поинтересовался Старыгин.

– На почве красной смородины. Я так считаю, что раз онее все равно не собирает, значит, справедливо будет поделиться с соседями, а онменя крапивой…

С этими словами Костик свернул с дорожки и скрылся завысоким забором.

Дом Никанорыча представлял собой большое, запущенное, слегкапокосившееся строение, расположенное в глубине неухоженного участка. Когда-то,несомненно, и дом, и участок были красивыми, но с тех пор прошло много лет.Краска на доме облупилась и утратила первоначальный цвет, окна кое-где былиразбиты и вместо стекол заколочены кусками фанеры. Дорожки сада заросликрапивой и лопухами, и на всем ощущалась печать запустения.

Впрочем, как встречаются старые люди со следами былойкрасоты, так и этот дом носил на себе несомненный отпечаток былойпривлекательности. Крышу его увенчивала затейливая башенка, на окнах кое-гдесохранились нарядные резные наличники, рамы веранды были застеклены красными,зелеными и синими стеклами.

Старыгин остановился у калитки и окликнул хозяина.

Откуда-то из глубины сада донесся хриплый, каркающий,надтреснутый голос:

– Заходите! Я сейчас приду!

Дмитрий Алексеевич толкнул калитку и вошел в сад.

Он тут же оказался по пояс в высокой траве, вокруг негодружно гудели и жужжали насекомые. Кое-как пробившись сквозь густые зарослибурьяна к шаткому крыльцу, Старыгин снова остановился. Наконец откуда-то сбоку,из-за разросшихся кустов, вынырнул высокий старик в черном кителе без погон игалошах на босу ногу. В руке у него было пустое ведро.

– Здравствуйте, – проговорил Дмитрий Алексеевич, синтересом разглядывая хозяина. – Извините, я знаю только ваше отчество. Выведь Никанорыч?

Старик взглянул на гостя из-под густых седых бровей ипробормотал неприязненно:

– А вам-то зачем? Возьмете свое, расплатитесь – ипоминай как звали…

– О чем это вы? – удивленно переспросил Старыгин.

– Да известно о чем… заходите! – Хозяин поднялсяпо крыльцу, которое жалобно заскрипело под его ногами, открыл входную дверь ипрошел в сени, придержав дверь перед Старыгиным.

В сенях, громко кряхтя и потирая поясницу, он снял галоши ипереобулся в огромные войлочные тапки без задника. Затем ткнул пальцем куда-тов угол:

– Ну, вот оно!

Там, куда он показал, валялись на дощатом полу несколькостарых оловянных подсвечников и помятая медная сковорода.

– Что – оно? – недоуменно переспросил Старыгин.

– Ну, вы же пришли за цветным металлом? – сухоосведомился хозяин. – Забирайте, платите, сколько положено, ипроваливайте. Мне с вами беседы разводить некогда…

– Извините, но вы меня с кем-то перепутали! –перебил его Старыгин. – Я пришел вовсе не за металлом!

– А за чем же еще? – Старик пристально взглянул нагостя, седые брови удивленно поднялись.

– Ведь вы раньше устраивали в этом доме выставкисовременного искусства. Я хотел бы поговорить с вами об этом.

– Вспомнили! – проговорил Никанорычнасмешливо. – Видать, медведь в лесу умер или рак на горе свистнул! Нуладно, раз так – проходите в дом, я вас чаем напою.

Он толкнул дверь и вошел в большую полупустую комнату.

В центре комнаты стоял круглый стол, накрытый полуистлевшейбархатной скатертью, возле него – пара шатких венских стульев. Стены комнатыбыли когда-то оклеены зеленоватыми обоями, но они давно выцвели и протерлись, акое-где свисали рваными лоскутами. Правда, тут и там на стенах виднелись болееяркие прямоугольники, сохранившие первоначальный цвет обоев, – должнобыть, в тех местах, где на стенах висели картины.

– Где стол был яств, там гроб стоит! –процитировал старик классику.

– Где пиршеств раздавались лики,

Надгробные там воют клики

И бледна смерть на всех глядит! – продолжил ДмитрийАлексеевич цитату.

– Вот как? – Старик с интересом взглянул нагостя. – А вы, видать, достаточно начитанный молодой человек! Мало ктосейчас помнит эти стихи!

– Гаврила Романович Державин, «На смерть князяМещерского». Кстати, меня здесь уже не первый раз называют молодым человеком. Вмоем возрасте это лестно…

– Какие ваши годы! – Взгляд Никанорыча заметнопотеплел, узкие губы сложились в улыбку. – Для меня вы действительномолодой человек! Сколько вам – лет сорок?

– Сорок три, – вздохнул Дмитрий Алексеевич.

– Совсем мальчишка! – покровительственноусмехнулся хозяин. – Присаживайтесь…

Старыгин опустился на один из стульев, и тот подозрительнозаскрипел.

– Так что вас ко мне привело? – осведомилсяхозяин, усаживаясь напротив Старыгина. – Неужели какая-то газета решиланаписать о моих былых выставках?

– Нет, к сожалению… – Старыгин потупился. –Это интерес скорее личного плана. Я хотел спросить вас об одном художнике,который у вас выставлялся.

– О ком именно? – Никанорыч склонил голову,пристально глядя на гостя выцветшими от возраста, но все еще живыми ипронзительными глазами. – Не думайте, что я в полном маразме. Внешностьобманчива. Память у меня хорошая, в особенности в том, что касается современнойживописи. Я помню не только каждого художника, который у меня выставлялся, нопочти каждую картину! И скажу вам честно – это единственное, что меняпо-прежнему интересует. Тем более если находится такой собеседник, которыйпомнит наизусть стихи Гаврилы Романовича Державина…

Старыгин обрадовался: ему удалось найти ключ к этому вздорномустарику, верный тон. И если он, как говорит, действительно так хорошо всепомнит, сейчас прояснится все, ради чего Дмитрий Алексеевич проделал этудорогу…

– Замечательно! – Старыгин придвинулся чуть ближе,доверительно понизил голос и проговорил:

– На одной из ваших выставок были представлены довольностранные картины…