Книга Казино Смерти - Дин Кунц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я побежал за ними, в полной уверенности, что сокращаю разделявшее нас расстояние, поскольку они должны были затормозить, чтобы сделать очередной поворот. На ходу сунул руку в карман, чтобы достать мобильник.
Когда прибыл к пересечению переулков, фургон уже исчез вместе с отсветом задних фонарей. В удивлении я вскинул голову, заподозрив, что он, обретя невесомость, поднялся в ночное небо.
Не поднялся, и я нажал кнопку с цифрой 3 в режиме быстрого набора, чтобы обнаружить, что аккумулятор сел: вчера вечером я не ставил его на подзарядку.
Освещенные лунным светом мусорные контейнеры, грязные и вонючие, стояли у дверей черного хода магазинов и ресторанов. Над многими дверями лампы аварийного освещения, забранные решеткой, не горели, отключенные в столь поздний час таймерами.
В некоторых из этих двух- и трехэтажных домов двери были заменены сдвижными воротами. За большей частью этих ворот наверняка находились помещения, где первоначально складировались доставленные продукты и товары, но какие-то из них могли вести в гаражи. Однако определить, за какими воротами что находится, не представлялось возможным.
Убрав ставший бесполезным мобильник в карман, я углубился в переулок на несколько шагов. Потом остановился, не зная, что делать дальше.
Задержав дыхание, прислушался. Но услышал только гулкие удары собственного сердца, грохот бьющей в виски крови. Ни шума работающего на холостых оборотах двигателя, ни стука открывающейся или закрывающейся двери, ни голосов.
До переулка я добирался бегом. Так что долго задерживать дыхание не мог. Выдохнул с таким шумом, что эхо разнеслось по всему переулку.
Приложил ухо к ближайшим из металлических сдвижных ворот. Шума за ними было не больше, чем в вакууме.
Зигзагом двигаясь по переулку от одних сдвижных ворот к другим, я не слышал никаких звуков, не видел ничего подозрительного, и надежда найти белый фургон медленно, но верно сходила на нет.
Я думал о мужчине, напоминающем змею, который сидел за рулем. Дэнни, должно быть, находился в кузове вместе с Саймоном.
Опять я побежал из переулка на улицу, к перекрестку, потом налево, на Паломино-авеню, прежде чем понял, что вновь полагаюсь на психический магнетизм, точнее, психический магнетизм меня и ведет.
С той же уверенностью, с какой голубь возвращается в голубятню, лошадь — в конюшню, а пчела — в улей (только я искал не дом и не крышу над головой, а неприятности), я свернул с Паломино-авеню в очередной переулок, спугнув трех дворовых котов, которые разбежались с громким шипением.
Грохот выстрела нагнал на меня больше страха, чем я на котов. Я едва не бросился на землю, только в последний момент юркнул в щель между двумя мусорными контейнерами и прижался спиной к кирпичной стене.
Грохот этот многократно отражался от стен, так что я не мог понять, откуда стреляли. Громкость, пожалуй, указывала на то, что стреляли из ружья. Но где находился стрелок, оставалось загадкой.
У меня оружия не было. Едва ли стоило считать таковым мобильник с севшим аккумулятором.
В моей странной и опасной жизни я только однажды прибегал к помощи пистолета. Застрелил человека. Он убивал других людей из оружия, которое держал в руках.
Застрелив его, я спас много жизней. Отказ от использования оружия в моем случае не связан ни с интеллектуальными, ни с моральными принципами.
Моя проблема — эмоциональная. Оружие зачаровывало мою мать. В моем детстве она слишком уж часто хваталась за пистолет, о чем я подробно рассказал в предыдущей книге.
Я не могу отделить правильное использование оружия от извращенного, как использовала пистолет она. В моих руках оружие обретает собственную жизнь, противную и склизкую жизнь, которая так и норовит вырваться из-под моего контроля.
Когда-нибудь отвращение к оружию может стать причиной моей гибели, но у меня нет и не было иллюзий, будто жить я буду вечно. Я умру, если не от пули, то от болезни, яда или топора.
Посидев между мусорными контейнерами минуту, может, две, я пришел к выводу, что стреляли из ружья не в меня. Если бы меня увидели и приговорили к смерти, стрелок давно бы уже подошел, перезарядив на ходу ружье, и добил бы вторым выстрелом.
Над магазинами и ресторанами первых этажей находились квартиры. В некоторых окнах уже зажегся свет, то есть выстрел из ружья сработал не хуже будильника.
Я направился к следующему пересечению переулков, там без задержки повернул налево. Менее чем в полуквартале от себя увидел белый фургон, который стоял чуть дальше двери на кухню кафе «Синяя луна».
За кафе «Синяя луна» находилась автомобильная стоянка, которая тянулась до Главной улицы. Фургон, похоже, бросили на краю автостоянки, передним бампером он даже въехал в переулок, в который я свернул.
Обе двери кабины оставили открытыми, под крышей горела лампочка, за рулем никто не сидел.
Все это указывало, что люди, находившиеся в фургоне, бежали в спешке. Или намеревались вернуться и быстро уехать.
В «Синей луне» завтрак не подавали, только ленч и обед. Рабочие кухни приходили лишь через пару часов после рассвета. На ночь все двери, само собой, запирали. И я сомневался, что Саймон сломал замки, чтобы поживиться содержимым холодильников.
Были и другие способы добыть холодную куриную ножку, пусть, возможно, и не столь быстрые.
Я представить себе не мог, куда они пошли… и почему бросили «Форд», если действительно не собирались возвращаться.
Из освещенного окна второго этажа выглянула женщина в голубом халате, посмотрела вниз. Судя по всему, не в тревоге, а из любопытства.
Я протиснулся мимо пассажирской стороны кабины, медленно обошел фургон сзади. Увидел, что дверцы заднего борта тоже открыты. В кузове горела лампочка. И там никого не было.
В ночи, приближаясь, выли сирены.
Я задался вопросом, кто стрелял из ружья, в кого и почему.
Дэнни в силу собственной неуклюжести, вызванной многочисленными переломами и хрупкостью костей, конечно же, не мог вырвать оружие у своих похитителей. Даже если бы попытался воспользоваться ружьем, отдача сломала бы ему плечо, а то и одну из рук.
Так что мне оставалось лишь гадать, что сталось с моим другом, у которого были такие хрупкие косточки.
П. Освальд Бун, четырехсотфунтовый обладатель черного кулинарного пояса, вдетого в белоснежную пижаму, которого я только-только разбудил, передвигался с грациозностью и быстротой мастера дзюдо, готовя завтрак на просторной кухне своего дома.
Иногда его вес пугает меня, я тревожусь из-за нагрузки, которой подвергается его сердце. Но когда он готовит, то кажется невесомым, летает, а не ходит, как неподвластные гравитации воины в фильме «Крадущийся тигр, затаившийся дракон», хотя я ни разу не видел, как он перепархивает через центральную стойку.