Книга Сея Ветер - Алексей Рябов

Магия была кровью этого города, а Ронденгарц — его сердцем. Но сегодня жизнь этого левиафана подошла к концу. Даже туман над озерами, за который город и получил своё название, исчез. Стоял пугающий, звенящий штиль.

Сарен почувствовал, как по его телу разливается не поддающееся описанию чувство ужаса. Оно было холодным и липким, точно остывшая кровь. Никогда прежде ему ещё не доводилось лицезреть такой размах. Сколько бы людей не умирало вокруг наёмника. Сколько бы раз сам он не оказывался на волосок от гибели. Всё это так или иначе не могло изменить привычного уклада, тех правил, по которым существовал этот мир.

И вот теперь он наблюдал за тем, как этот самый мир умирал. Мир, который был ему известен и понятен. Мир, к которому он так привык. Вот почему он испытывал прямо таки животный ужас при виде гибнущего Озера Туманов.

Лишь вдалеке, за десяток миль от высоких чёрных стен Ржавки, раскинулся морем огней лагерь кочевников. Тысячи факелов горели вокруг палаток, сливаясь в одно бесконечное зарево. Это было похоже на пожар — то безудержное пламя, которое ещё только занималось, но наверняка способно было поглотить весь дом. И дом этот, несомненно, был Гидонианской Империей. Но и у этого ужасного великолепия был свой венец — словно издеваясь над угасшим величием Ронденгарца, над временным городом кочевников возвышалась другая башня.

Разум не в силах был понять её архитектуры. Множество линий, изгибаясь под причудливыми углами, образовывали завитки и резкие переходы её этажей. Свет факелов играл с металлическим блеском матовых стен, сбивая с толку. Она не была сделана из камня, на ней не было ни единого стыка. Но было ли в этом мире горнило столь исполинских размеров, чтобы отлить конструкцию такого масштабов? Острые клыки башни сходились у её вершины, жадно вцепившись в… нечто. Всеобщий язык, при всём его многообразии, увы, не имел в своём лексиконе подходящего слова для того, чем был увенчан шпиль башни. Огромное светило неправильной формы ярко сияло на вершине. Но свет его не был похож ни на что в этом мире. Причудливый и вместе с тем чуждый, он словно был соткан из цветов, которых никогда не существовало. Казалось, что стоит только на секунду отвести взгляд от этого холодного сияния, и в памяти от него не останется и следа.

Чем дольше наёмник всматривался в этот апокалиптический пейзаж, тем больше он заполнял его сущность. Обрывки событий проносились у спайранца перед глазами — он видел то, что происходило… должно было происходить в Озере Туманов, пока они с Сарифом были под землей. Видел бегущих в панике людей. Видел тех, кому бежать было некуда — вроде пассажиров злосчастной платформы. Когда кристаллы с их магией скрылись в толще бекзалитовой породы, механизм замедлил свой ход, а потом и вовсе пошёл вразлад. Разные элементы хранили свой запас энергии и теперь бесконтрольно расходовали её остатки. Полная людей платформа начала медленно, но неумолимо крениться на одну сторону. Пассажиры пытались взобраться на тросы. Цеплялись за поручни и ограждения. Кому-то это даже удалось. Большинство же обрушились градом на чёрные крыши фабрик и мощеные улицы Ржавки. Глухой чавкающий звук разбивающихся тел снова и снова звучал в ушах наёмника, заставляя его то и дело вздрагивать.

Видел ли он это на самом деле? Или виной всему было разыгравшееся воображение? Сарену хотелось верить во второе, иначе эти ужасающие картины обещали преследовать его до самой смерти.

— Что же мы сделали не так? — его собственный голос прозвучал непривычно глухо и надломлено. Вопрос этот не был адресован кому-то конкретно. Скорее мысль, произнесённая вслух по неосторожности.

Сариф крепко сжал плечо спайранца.

— Не вини себя в том, что случилось, — праздные нотки, вечные спутники почти всех реплик имперца, теперь молчали, — если ты что и сделал этим людям — так только помог.

— Помог? — переспросил наёмник и горько усмехнулся, — тогда почему перед моими глазами маячит одна лишь смерть, а, Сариф? Почему Озеро Туманов лежит в руинах и полно мертвецов, а мы стоим здесь лишь с парой царапин?

— Ты предпочёл бы быть где-то там? Быть одним из изувеченных трупов, что нашли своё последнее пристанище под грудой обломков? — мягким, но весьма настойчивым движением Сариф развернул спайранца лицом к себе. Теперь тот больше не созерцал виды стихийного некрополя, что некогда с гордостью носил титул средоточия всей магии в Гидонианской Империи.

— Я предпочёл бы думать, что это я сделал недостаточно, нежели чем принять тот факт, что предотвратить эти ужасающие разрушения было не в наших силах! — резко ответил ему наёмник.

Имперец заговорил не сразу. Вместо этого он запустил правую руку в карман своих брюк и извлёк оттуда свёрнутую заранее самокрутку. Подхватив из костра тлеющую щепку, он прикурил от нее, после чего метнул вниз с уступа, на котором они стояли. Оранжевый огонёк, отдаляясь, становился всё меньше и меньше, пока, наконец, не исчез совсем.

— Увы, у меня нет лекарства от малодушия, — процедил имперец сквозь зубы.

— О каком ещё малодушии ты говоришь? Я не боюсь умереть, Сариф.

— Едва ли отсутствие страха перед смертью можно назвать единственным мерилом твёрдости духа и мужества. Я говорю немного о другом. Понимаешь, Сарен, очень легко играть, когда на кону счастливый конец, а ставка — твоя собственная жизнь. Слишком легко.

— С твоих слов смерть выходит не страшнее пары проигранных монет, — хмыкнул Сарен.

— Именно — о монетах ты будешь скорбеть ещё какое-то время, а вот о потерянной жизни — уж точно нет, — Сариф кивнул ему и описал в воздухе восьмёрку тлеющим кончиком самокрутки, — когда ты мёртв, значение имеет не в пример меньшее количество вещей. Возьми вот Палеро. В том, что стало с Озером она сыграла далеко не последнюю роль. Но в её мире этот город навсегда останется прекрасным и величественным. Ей не будет дела до того, к чему привели её решения и поступки. Она уже никогда не увидит всего этого бардака!

Имперец болезненно поморщился и словно нехотя обвёл рукой руины Озера Туманов.

Сарен не был уверен, что ему хочется продолжать этот разговор. И дело было тут не только в том, что его собственные взгляды расходились со словами имперца. Скорее — в том, насколько же он был прав.

— Тогда о каком мужестве ты сейчас говоришь? — всё же спросил спайранец.

— О том, которое требуется чтобы играть, когда ставка — чужие жизни, и на кону — отнюдь не счастливая развязка, где все живы и здоровы, а… — имперец сделал паузу, а потом добавил, но уже гораздо тише, — а вот это.

Сарен почувствовал как в горле у него повис тяжелый ком. Собственное малодушие очень явно предстало в этот момент у него перед глазами во всех своих проявлениях. Все его принципы и «кодекс чести», по которым так старался жить наёмник, на поверку оказалось не более чем попыткой оградиться от жестокости мира. «Не привязывайся» — и некого будет оплакивать. «Не откусывай больше, чем сможешь проглотить» — и горечь поражения всегда будет обходить тебя стороной. Приобретённая с годами циничность стала ему толстой шкурой.