Книга Советский шпионаж в Европе и США. 1920-1950 годы - Дэвид Даллин

Крайняя централизация — главный элемент тоталитарной системы, — логичная и разумная на бумаге, становится абсурдом и причиной слабости в жизни. Вполне логично, что каждый шаг, предпринимаемый агентами разведки за рубежом, должен быть известен и заранее санкционирован Москвой, потому что даже отличные знания и способности резидента не позволяют добиться таких результатов, какие имела разведывательная система в целом.

Правило, запрещающее вербовать агентов без разрешения Москвы, могло бы показаться разумным и необходимым, потому что в центре могут организовать такую проверку, которую не сможет сделать ни атташе, ни кто-то из руководителей агентурных групп. Там есть архивы НКВД, включая и заграничные дела, доступные немецкие архивы, добытые в 1945 году. Другие данные находились в распоряжении Коминтерна — Коминформа, где каждой коммунистической партии было отведено особое место и откуда в Москву поступали копии наиболее важных документов, полученные на местах. Наконец, главный штаб советской военной разведки в течение трех десятилетий тоже собирал ценную информацию и личные дела.

Такое беспрецедентное изобилие документации помогало избежать неоправданного риска, выявить двойных и внедренных агентов, но в то же время серьёзно замедляло выполнение разведывательных операций. Когда система полностью централизованного управления достигает своих пределов, то живой и эластичный организм разведки превращается в автомат и становится одним из сотен бюрократических институтов, в котором люди начинают бояться ответственности и действуют только по приказу, а не по собственной инициативе.

Во времена бума советской разведывательной организации в Канаде туалет в приёмной дантиста в Оттаве использовался как «дубок» (потайное место для обмена посланиями). «Нора» (Эмма Войкин) приходила в комнату ожидания дантиста и помещала свой материал под крышку сливного бачка в туалете. Часом позже Горшков, в качестве прикрытия работавший водителем в советском посольстве, должен был появиться в приёмной дантиста, пройти в туалет и забрать бумаги. Такой порядок был хорош тем, что никто не мог наблюдать прямой контакт между двумя агентами. Когда позже эта процедура была раскрыта канадскими властями, стало известно, что, прежде чем этот план вошел в действие, надо было получить согласие Москвы. Все такие «дубки», а их за границей было много сотен, утверждались Центром.[384]

Даже такая сравнительно простая операция, как организация встречи между двумя советскими агентами, часто не доверяется опытному военному атташе, и решение остается за главным штабом в Москве. Московские эксперты по организации встреч выполняли свои обязанности с тяжеловесной, а часто просто смешной неуклюжестью. Еще до отъезда агента-атомщика Алана Нуна Мэя из Канады в Лондон надо было условиться о встрече с другим советским агентом в Лондоне. Для этого, советский военный атташе в Оттаве послал сообщение в Москву, которое следовало передать лондонскому агенту:

«Встреча 7, 17, 27 октября на улице перед Британским музеем. Время: 11 часов вечера. Пароль: Наилучшие пожелания Михаилу».

Насколько ответственно атташе отнесся к делу, следует хотя бы из того, что он дал русское написание имени Михаила, а также назначил три даты встречи в октябре. Но Москва нашла эти условия неудовлетворительными, и департамент Директора подготовил длинный документ, где было предусмотрено множество других паролей и сложных знаков для внешнего опознания.

Закулисная борьба между спецслужбами и их шефами, взаимные жалобы и интриги — все это было результатом жёсткой централизации. Нездоровая атмосфера просматривалась почти в каждом сообщении советской разведки. Игорь Гузенко называл все это «настоящим зверинцем», когда говорил о борьбе между военным атташе полковником Заботиным и Павловым, который являлся главой сети НКВД в Канаде. Павлов посылал в Москву доносы на людей Заботина, а Заботин, в свою очередь, старался опорочить людей из НКВД. Незначительные инциденты всячески раздувались, в советскую столицу в военные годы шел поток телеграмм: «Сосед (Павлов) не должен работать, применяя такие хулиганские методы» — и дальше в таком же духе.

Перед разведчиками за рубежом стояла задача сбора информации, но не менее важной задачей была ее интерпретация. Эта часть разведывательной работы выполнялась в Центре. В эти тревожные времена в разведывательные центры каждой страны поступали сотни сообщений, и требовались особое политическое чутье, объективность, интуиция и здравый смысл, чтобы правильно оценить их, отбросить всю фальшь, расставить факты на свои места и сделать правильные выводы. Если даже несекретные документы подчас могли ввести в заблуждение, сколько роковых ошибок можно допустить, интерпретируя тайные сообщения, которые приходят от неизвестных источников?

Самой большой опасностью, подстерегающей каждую разведывательную систему, секретную или открытую, является консервативный и предубежденный подход к оценке получаемых сообщений. Каноны, представления и правила ленинизма-сталинизма часто становились фатальными для советской разведки в целом. Например, летом 1939 года агенты информировали Москву о том, что капиталистические страны, Франция и Англия, не выступят против капиталистической же Германии, даже если Гитлер нападет на Польшу. Пользуясь этой информацией, Сталин сделал неправильные выводы и совершил роковую ошибку, заключив пакт с Берлином. Во время войны советские разведчики продолжали снабжать Москву сообщениями о вероломных планах капиталистических стран против Советского Союза. Советские офицеры-разведчики за рубежом были предупреждены об этом, и им было строго запрещено сотрудничать с западными коллегами.

Мы уже убедились в том, как реагировала Москва на попытку «Шандора Радо» в 1943 году сохранить свой прекрасный швейцарский аппарат с помощью англичан. В основе фатальных инструкций Москвы лежала старая теория, будто капиталистический мир скорее согласится помочь фашистам, чем коммунистам. В 1942 году начались споры вокруг Соединенных Штатов. Четвертого декабря того же года, когда Радо попросил для своей группы американские визы на случай вторжения немцев в Швейцарию, руководство советской разведки ответило: «Мы не можем дать вам американскую визу без того, чтобы не раскрыть вас перед американцами, что было бы неправильным и совершенно ненужным». Директор посоветовал им остаться в Швейцарии. В ноябре 1943 года Директор сделал Радо строгий выговор за то, что тот в целях безопасности вошел в контакт с майором Картрайтом, британским военным атташе в Швейцарии, «без нашего на то разрешения».

Отдельные агенты на своих передовых постах, стремясь соответствовать этому направлению и угодить своим шефам, таким же образом выискивали антирусские интриги со стороны союзников. Кроме того, являясь сами коммунистами, они страдали теми же недугами, что и их лидеры. Результатом был настоящий поток сообщений об «антисоветских» ходах, которые предпринимали западные союзники во времена нашей общей войны против Германии. 24 августа Радо послал в Москву сообщение о том, что германский генерал Фалькенхорст хочет «открыть Норвегию для союзников», чтобы избежать русского вторжения в Восточную и центральную Европу. Когда Муссолини, интернированный в Италии после своего падения в июле 1943 года, был похищен группой Скорцени, Радо информировал Москву, что в соответствии с немецкими источниками «освобождение Муссолини было проведено Бадольо по согласованию с союзниками».