Книга Дуэлянты - Пьер Алексис Понсон дю Террайль

Это еще больше распалило его злобу, и поскольку Жан-Мари, со своей стороны, тоже был возбужден до предела, бой возобновился – страшный, исступленный и беспощадный.

Противники, что один, что другой, будто забыли, из-за чего сошлись в этой схватке. Каждым из них двигала только одна мысль – избавиться от врага. Латур больше не был полицейским, точно так же, как Кадевиль – беглецом. Они превратились в двух разъяренных диких зверей, готовых загрызть друг друга насмерть.

Опустилась ночь и во тьме лишь слышалось прерывистое дыхание соперников.

Позабыв обо всякой осторожности, пытаясь побыстрее со всем этим покончить, противники остервенело набрасывались друг на друга.

Во время одного из таких порывов Жан-Мари опрометчиво бросился вперед, налетел на нож противника и получил ранение в плечо.

Гренадер пошатнулся, ноги его подкосились, но, сделав над собой нечеловеческое усилие, он выпрямился и остался стоять.

Тогда Латур судорожно сжал губы, поднял нож и бросился на врага. Глаза его пылали, по всему было видно, что он собирается яростно ударить его ножом, а затем вонзать его вновь и вновь.

Вот какая судьба ждала гренадера.

Но в тот самый момент, когда полицейский агент ринулся на противника, уже наполовину побежденного, за спиной солдата мелькнула быстрая, как молния, тень и выбросила вперед руку.

Из груди Латура вырвался звериный рык.

– Что такое? – спросил Жак.

– Каналья!!! – закричал он.

– Что такое? – спросил жак.

– Боже, как же мне больно! – воскликнул вместо ответа полицейский.

– Да в чем, в конце концов, дело? – спросил его товарищ.

– Женщина… там женщина!

– Да, мне тоже кажется, что там стоит женщина.

Во мраке сгустившейся ночи и в самом деле можно было разглядеть высокую женщину, поддерживавшую Жана-Мари. Уверившись, что гренадер может самостоятельно стоять на ногах, она вырвала из его судорожно сжатой ладони нож и двинулась на Латура.

– Я убью тебя, мерзавец! – закричала она.

– Ко мне, Жак! – закричал Латур.

Полицейского агента, должно быть, охватило неподдельное отчаяние, раз он позвал на помощь человека, которого еще за несколько мгновений до этого называл предателем.

– Ты скажешь наконец, что произошло? – спросил Жак.

– Она сыпанула мне что-то в глаза.

– Что?

– Нюхательный табак, наверное. Я терплю адскую муку! Это ужасно!

– Не убивайтесь вы так, – утешил его Жак.

– Скотина! – завопил Латур.

– Это неопасно, хотя и больно.

Во время их короткой перепалки молодая женщина стала приближаться к Латуру, намереваясь ударить его ножом. Но второй полицейский помешал ей это сделать.

– Прошу прощения, мадам! – сказал он.

– Пустите меня! Я убью этого негодяя!

– Нет, я не могу. – возразил ей Жак. – Несколько минут назад гренадер Жан – Мари, к которому вы, по всей видимости, питаете живейшую симпатию, был бы убит, если бы я не помешал этому господину ударить его в спину. Но вам я тоже не позволю воспользоваться тем состоянием, в котором Латур оказался после того, как вы сыпанули ему что-то в глаза, и расправиться с ним.

– Пустите меня! – вновь взялась за свое молодая женщина, вне себя от гнева.

Вместо ответа полицейский схватил красавицу за руку и сжал ее стальной хваткой, напрочь обездвижив.

– Не надо, мадам, – сказал он.

– Пустите меня!..

– Не надо, мадам, – спокойно повторил Жак, – если вы будете упорствовать и дальше, то лишь напрасно потеряете силы.

– Ох! Вы делаете мне больно!

Жак расхохотался.

– Вы ведь тоже из полиции, не так ли? – спросила молодая женщина звонким, раздраженным голосом.

– Да, мадам, я действительно имею честь в ней состоять.

– Честь! – повторила она.

– Да, честь. Все зависит от того, как человек понимает и исполняет свой профессиональный долг…

– Может, ты все же заткнешь свою пасть! – вскричал Латур.

– Вот вы, мадам, – невозмутимо продолжал Жак, – говорите, что, сжимая вашу руку, я причиняю вам боль?

– Да.

– Но при этом забываете, что вовсе не желаете моему другу и начальнику Латуру добра, и если я вас отпущу, то вы вырветесь…

– Я…

– И вонзите ему между ребер нож.

Молодая женщина оставила его слова без ответа.

– Мы должны быть справедливы! – сказал Жак.

– Хватит! Отпустите меня! – повелительно крикнула Кадишон, ведь, как мы уже догадались, это была именно она.

– Сначала отдайте мне нож.

– Нет!

– Хорошо. Но тогда я вас не отпущу.

– Я вас убью!

– В самом деле? – с улыбкой спросил Жак.

– Берегитесь!

– Это вам надо беречься, если вы, конечно, хотите спасти своего возлюбленного.

– Что вы хотите этим сказать?

– Жандармы, которых мы ждем вот уже два часа, в конце концов явятся сюда, и тогда…

– Жандармы!

– Вы, милочка, должны понимать, что эти стражи закона, в отличие от меня, не станут с вами церемониться.

– В таком случае позвольте нам бежать.

– С удовольствием, но сначала отдайте мне нож.

– Держите.

Жак взял у нее оружие и забросил в глубокую болотную яму.

– Вот и хорошо. Теперь вам понадобятся все силы, чтобы помочь вашему приятелю идти.

– Нет-нет, – отозвался Жан-Мари, – мои раны пустяковые.

– Правда? – спросила молодая женщина.

– Правда. Просто болит, вот и все.

Тем временем Латур корчился от боли. Мелкие частички нюхательного табака, перекатывавшиеся под веками, причиняли ему невыносимые страдания.

– Бегите! Спасайтесь! – сказал Жак.

– Сначала я должна кое-что сказать этому мерзавцу, которого вы, кажется, назвали Латуром…

– Совершенно верно, Латуром. Премилое имя.

– Сначала я должна высказать ему все, что накопилось в душе.

– Желаете произнести речь? Валяйте! – сказал Жак.

– Тогда слушайте.

– Я слов не боюсь. А вот ты, Латур, приготовься, эта мадемуазель, а может, и мадам, толкнет перед тобой небольшую речь.

– Ну хорошо! Ты мне за все заплатишь. За все. Скопом.

– Мы сведем с тобой счеты, но потом. А пока – слушай!