Книга Город Лестниц - Роберт Джексон Беннетт

Воханнес неохотно переворачивается и склоняется в поклоне.

«Если Колкан не станет обращать на нас особого внимания, – думает Шара, – возможно, я довершу начатое Во и справлюсь с этим узлом!»

– Вуртью убили в колониях, – продолжает жаловаться Волька. – Таалавраса и Аханас убили, когда жители колоний вторглись на Континент. А Жугов, этот трус, сдался им, и его казнили! И теперь жители колоний отдают нам приказы, как каким-то псам, и они объявили вне закона нашу любовь к тебе, Отец Колкан. Нам не дозволено поклоняться тебе, как прежде, они хотят изгнать тебя из наших сердец. Но мы ждали тебя, Отец Колкан! Я и мои последователи не отреклись от веры и много потрудились, дабы вернуть тебя! Мы даже отстроили твой зал в Престоле мира! Я самолично возил камни из самой Ковашты, чтобы достойно встретить твое возвращение! А еще мы захватили и привели сюда самого злого из еретиков, ослушавшегося твоих повелений, а также дитя того самого человека, что завоевал Святые земли!

Волька оборачивается и тычет пальцем в Шару и Воханнеса – и на мгновение лишается дара речи, увидев их застывшими в покаянных поклонах.

– Хитроумные трусы, они простерлись перед тобой, умоляя о милосердии! Но о том же умоляем и мы! Все мы умоляем тебя: смилостивься, Отец Колкан! Мы твои преданные служители! Мы умоляем тебя: пожалуйста, освободи нас от оков, восстань и верни в мир свет праведности и славы!

В Престоле мира повисает молчание. Шара осторожно подымает голову, чтобы лучше видеть, и принимается тихонько высвобождать из пут руку.

Голова Колкана поворачивается туда и сюда – бог оглядывает свою крохотную, одетую в черное паству.

Потом он переминается с ноги на ногу и осматривает остальные залы Престола мира.

Где-то в храме слышится голос – Шара слышит его не смертным слухом, но разумом – приглушенный голос, подобный скрежету давящих друг друга камней. И произносит он всего одно слово:

– ГДЕ?

Волька смущенно молчит и поднимает голову:

– Г-где что, Отец Колкан?

Колкан продолжает оглядывать Престол мира. Голос звучит снова:

– ГДЕ ПЛАМЯ И ВОРОБЕЙ?

Волька изумленно смигивает и оглядывается на помощников, те отвечают ему столь же озадаченными взглядами:

– Я… не совсем понимаю, что вы имеете в виду, Отец Колкан.

– МЕНЯ ВСТРЕЧАЮТ, – сообщает голос, – ПРЕДЛАГАЯ МНЕ ПЛАМЯ И ВОРОБЬЯ.

Повисает долгое молчание.

– ПОЧЕМУ ВЫ НЕ ПРИНЕСЛИ ИХ?

– Я… никогда не слышал об этом ритуале, Отец Колкан… – мямлит Волька. Он поднимает голову от пола и теперь стоит на коленях, как и остальные. – Я столько читал о тебе, но… но ты так долго отсутствовал в нашем мире – много сотен лет. Видимо, то был обряд, о котором мне не удалось найти сведений!

– ТЫ ЧТО ЖЕ, – гремит голос, – ХОЧЕШЬ ОСКОРБИТЬ МЕНЯ?

– Нет! Нет, нет! Нет, Отец Колкан, мы бы никогда не осмелились на такое!

И Волькины соратники отчаянно трясут головами: мол, ни за что!

– ТОГДА ПОЧЕМУ ВЫ НЕ ПРИНЕСЛИ ИХ?

– Я просто… я не знал, Отец Колкан. Я даже не очень знаю, что они…

– НЕЗНАНИЕ, – гремит голос, – НЕ ОСВОБОЖДАЕТ ОТ ОТВЕТСТВЕННОСТИ!

Колкан делает шаг вперед и оглядывает свою паству. И кивает, словно бы разглядел в них многое:

– ВЫ НЕДОСТОЙНЫ!

Волька от ужаса и изумления теряет дар речи.

Голос продолжает:

– ВЫ ОМЫЛИ ФРУКТЫ В ВОДАХ ОКЕАНА. ВЫ СМЕШИВАЛИ ХЛОПКОВЫЕ И ЛЬНЯНЫЕ НИТИ В ВАШИХ ОДЕЖДАХ. ВЫ ВЫДУВАЛИ СТЕКЛО СО МНОЖЕСТВОМ НЕСОВЕРШЕНСТВ. ВЫ ЕЛИ ПЛОТЬ ПЕВЧИХ ПТИЦ. Я ВИЖУ КАЖДЫЙ ИЗ ВАШИХ ГРЕХОВ. ВЫ НЕ РАСКАИВАЕТЕСЬ В НИХ. А ТЕПЕРЬ, КОГДА Я ВЕРНУЛСЯ, ВЫ ВСТРЕЧАЕТЕ МЕНЯ БЕЗ ПЛАМЕНИ И ВОРОБЬЕВ.

Волька и его соратники переглядываются, не зная, что делать.

– О-отец Колкан, пожалуйста, – бормочет Волька, – пожалуйста, прости нас. Мы следовали тем твоим эдиктам, которые смогли найти, которые мы знали. Но мы освободили тебя, Отец Колкан! Прошу, прости нас…

Колкан направляет на него палец. Волька застывает на месте.

– ПРОЩЕНИЕ, – гремит Колканов голос, – ДЛЯ ДОСТОЙНЫХ.

Колкан оглядывает Волькиных соратников:

– ВЫ ПОДОБНЫ ПРАХУ, КАМНЮ И ГРЯЗИ.

С того места, где стоит Шара, ничего не видно – была ли вспышка или нет. Но в одно мгновение живые люди превращаются в статуи темного камня.

Волька стоит перед Колканом, все еще обездвиженный, но живой: Шара видит, как шевелятся глаза в глазницах.

– А ТЫ… – возглашает Колкан. – ТЫ ДУМАЕШЬ, ЧТО ТЫ НЕ ПОДОБЕН ПРАХУ, КАМНЮ И ГРЯЗИ. Я НАПОМИНАЮ ТЕБЕ, КТО ТЫ ЕСТЬ.

Колкан, судя по всему, снял с Вольки чары неподвижности, и тот оседает на пол, хватая ртом воздух.

– Я… Я буду… выдыхает он. – Я буду помнить, Отец Колкан. Я запомню… – и тут он осекается на полуслове, сгибается пополам и вскрикивает от боли: – О! Мой живот!

И Шара видит, как живот Вольки вспухает на глазах, словно у беременной женщины. В ужасе она снова утыкается лицом в пол.

Волька вопит все громче и громче, а потом крик обрывается странным бульканьем. Она слышит, как падает на пол тело. С хлопком Колокол Бабочки вокруг них исчезает, а Волька молчит, хотя она слышит, как он корчится.

– ТЫ ПОЗНАЕШЬ БОЛЬ.

Она слышит странный звук – словно бы раздирают плотную ткань. Шара не хочет, не желает на это смотреть, но все равно поднимает взгляд. Черные круглые камни – сотни таких камней – вываливаются из разорванного живота Вольки. Камни блестят от крови, и куча все растет и растет у Шары на глазах.

Она охает. Колкан приоборачивается, и она снова утыкается лбом в пол.

– ХМ, – слышит она Колканов голос.

Они с Воханнесом застыли в неподвижности. Шара слышит его загнанное дыхание.

– Я ЗНАЮ, ЧЕГО ВЫ ХОТИТЕ, – бухает голос. – И ОДОБРЯЮ ВАШИ ЖЕЛАНИЯ. ПРОШЛО МНОГО ЛЕТ, НО СМЕРТНЫЕ ВСЕ ЕЩЕ НУЖДАЮТСЯ В ТОМ, ЧТОБЫ Я РАССУДИЛ ИХ.

Шара чувствует, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Может, Колкан превращает их в камень? Но нет, ее просто парализовало от ужаса. Как и Воханнеса.

Раздается треск, и Воханнес вдруг скользит к Колкану, словно бы каменный пол храма превратился в конвейер. Краем глаза Шара видит, что Воханнес в ужасе оглядывается на нее. «Не бросай меня! – читает она в его глазах. – Не бросай!»

– ПРИБЛИЗЬСЯ, – гремит Колканов голос. – И ИЗЛОЖИ СВОЕ ДЕЛО.

Шара не видит, но слышит голос Воханнеса:

– М-мое дело?

– ДА. ТЫ ПРИНЯЛ ПОЗУ КАЮЩЕГОСЯ, УСТЫДИВШЕГОСЯ. ИЗЛОЖИ СВОЕ ДЕЛО, И Я ВЫНЕСУ ПРИГОВОР.

«Наверное, он думает, что к нему пришли, как раньше, до того как он написал свои эдикты, – думает Шара. – Но Во ведь не соображает, что делает!»