Книга Германия на заре фашизма - Андреас Дорпален

Если Гинденбург накануне и был настроен стать на сторону Папена, он все же являлся не тем человеком, который может проигнорировать проблемы армии и опасения беспорядков внутри страны. Он не желал расставаться с Папеном, но чувствовал, что у него нет выбора. «Вы сочтете меня невежей, мой дорогой Папен, – сказал он тихим измученным голосом, – если я сейчас изменю свое мнение. Но я слишком стар, чтобы на исходе дней своих взваливать на плечи ответственность за развязывание гражданской войны. Пусть господин фон Шлейхер попытает счастья». Маршал сердечно пожал руку Папена, и по его бледным морщинистым щекам скатилось две слезинки.

Гинденбург всячески старался показать Папену, как сильно он переживает вынужденное расставание. В тот же день он послал бывшему канцлеру свою фотографию, под которой написал строку из старой солдатской песни: «Ich hatt' einen Kameraden»[55]. А на следующий день он послал ему письмо, в котором еще раз выразил чувство утраты, владеющее им с тех пор, как Папен покинул канцелярию. «Мое доверие и мое уважение к вам и вашей работе осталось неизменным», – заверил маршал и снова поблагодарил бывшего канцлера за преданность, готовность взять на себя ответственность, за беззаветный патриотизм и благородный характер. Всегда холодный и сдержанный маршал еще ни разу не находил таких теплых, приветливых слов ни для одного из ушедших канцлеров.

После ухода Папена Гинденбург вызвал Шлейхера и поручил ему сформировать кабинет для выполнения предложенной им программы. Шлейхер не проявил желания принять назначение, предпочитая оставаться в тени. «Я последняя лошадь в вашей конюшне, – пошутил он, – и меня лучше оставить в резерве». Но Гинденбург настоял на своем. Именно Шлейхер вынудил его расстаться с Папеном, сказал он, значит, именно он и должен занять освободившееся место. Да и в любом случае он единственно возможный кандидат. Если же Шлейхер откажется, маршал пригрозил тоже уйти в отставку. Как обычно, ультиматум возымел действие, и Шлейхер принял мандат.

А Гинденбург чувствовал себя глубоко несчастным. Еще не придя в себя от расставания с Папеном, маршал был потрясен, обнаружив, что армия больше не стоит за него. Вероятно, он припомнил, как в начале года пресс – секретарь Цехлин предупреждал о том, что рейхсвер, получив приказ выступить против нацистов, вполне может отказаться его выполнять. Неужели так и случилось? Маршал пришел в ярость, узнав о консультациях Шлейхера с войсковыми командирами, которые тот провел уже после того, как он, Гинденбург, принял предложения Папена. Позицию генералов он воспринял как политическое суждение, выходящее за рамки военного дела и наносящее удар по его авторитету президента. Поведение генералов для маршала означало: он, президент, приказал армии привести себя в боевую готовность и помочь Папену, а армия, по сути, отказалась подчиниться этому приказу. Даже среди солдат его авторитет больше не был священным.

Гнев президента был особенно яростным, поскольку он понимал, что бессилен что – либо изменить и ему придется подчиниться решению армии. Шлейхер, главный выразитель интересов рейхсвера, и без того уже бывший персоной нон грата, теперь стал основным объектом для вымещения злости и обиды старого маршала. Поэтому генерал начал свою деятельность на высоком посту, лишенный поддержки и доверия президента, которыми располагали все его предшественники. Когда Отт поздравил Шлейхера с назначением, новый канцлер, отлично понимая шаткость своего положения, ответил со слабой улыбкой: «Morituri te salutant!»

Глава 12Интерлюдия Шлейхера

В тот самый момент, когда Шлейхер мрачно обдумывал свои политические перспективы, Гинденбург принял решение, которому предстояло стать роковым для нового канцлера. Если президент не мог видеть Папена канцлером, он желал, по крайней мере, сделать его своим личным советником. Имея рядом этого проверенного и доверенного человека, он определенно сумеет защитить себя от сюрпризов Шлейхера. Папен будет следить за политическими маневрами Шлейхера, удержит непредсказуемого генерала от капитуляции перед политическими партиями и будет знать, что делать, если Шлейхер затеет с нацистами какие – либо акции.

Решение Гинденбурга потрясло Шлейхера. Он хотел, чтобы Папен покинул Берлин, и предложил ему посольство во Франции – лишь бы убрать его с дороги. Шлейхер был невысокого мнения о политических талантах Папена, но знал, что присутствие последнего в Берлине рядом с президентом сделает его собственные взаимоотношения с Гинденбургом еще более сложными. Как только станет известно о новой роли Папена, авторитет канцлера будет поколеблен.

Внешне, однако, поначалу все шло хорошо. Менее чем за двадцать четыре часа Шлейхер сформировал свой новый кабинет – рекордная скорость для Веймарской республики. За исключением двух человек он сохранил всех, кто сотрудничал с Папеном. Гейл, всегда выступавший против его осторожной тактики, покинул кабинет, его место занял Брахт. Министра труда Шеффера сменил Фридрих Сируп, президент государственной страховой компании, выплачивающей пособия безработным. Он имел более широкие социальные и экономические взгляды, чем его предшественник. Гереке стал ответственным за правительственную программу общественных работ.

Да и на другом фронте тучи, казалось, начали рассеиваться. В рейхстаге Шлейхер мог рассчитывать на более весомую поддержку, чем Папен: умеренные партии, включая партию «Центра», желали с ним работать; Немецкая национальная партия, хотя и относилась к нему прохладнее, чем к Папену, тоже не высказывала возражений, и пока ничего не изменилось на левом фланге, внешне положение выглядело не безнадежным. Коммунисты конечно же немедленно объявили генералу войну, да и социалисты выступили против. Для них он был сообщником Папена в нанесении удара против Пруссии. Они еще более утвердились в этом убеждении, когда генерал сохранил в составе кабинета большинство коллег Папена. Поверив, что нацистская угроза остановлена, социалисты видели свою задачу в сохранении твердой идеологической позиции. Правда, какими бы ни были взгляды лидеров, идеология рядовых членов партии становилась все более гибкой.

Самый дружелюбный прием оказали Шлейхеру профсоюзы. Ни одна сторона не брала на себя никаких обязательств, но, как написала «<Дойче фольксвирт», благодаря некоторым незначительным факторам была создана совсем другая атмосфера, и это уже само по себе стало большим достижением в обстановке непрекращающегося напряжения. Газета предсказывала, что избирательная кампания при Шлейхере станет совсем не такой, как при Папене. Она наглядно докажет неправомерность любой непримиримой оппозиции и сделает шансы нацистов на победу весьма сомнительными.

В конце концов, будущее Шлейхера, конечно, было связано с поведением нацистов, и здесь перспективы казались особенно радужными. Через два дня после назначения Шлейхера нацисты потерпели серьезное поражение на общинных выборах в Тюрингии. Шлейхер отреагировал на это известие в характерной для себя манере. «Требование Гитлером поста канцлера, – сказал генерал одному из своих помощников, – оправданно согласно правилам парламентской игры. Но если президент не желает идти на это, это его конституционное право, которое я не вправе игнорировать». Он останется, пока «один из них не снизит цену». После поражения нацистов в Тюрингии генерал решил, что настал благоприятный момент для возобновления переговоров с Гитлером. А фюрер, чувствуя слабость нового канцлера, и не думал снижать свои требования. Какое – то время он даже подумывал их повысить. Но все же, учитывая тюрингский провал, Гитлер не мог допустить новых выборов и стремился удержать Шлейхера от роспуска рейхстага. В ответ на амнистию политических преступников и отмену самых обременительных декретов Папена он согласился поддержать предложение объявить перерыв в работе рейхстага.