Книга Самая сладкая ложь - Анастасия Эльберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чего ты хочешь? — спросила она негромко.
Константин подошел к ней и, повесив плащ на спинку стула, сел напротив.
— Меня уже допрашивали, — сказала Габриэль, не поднимая глаз.
— Ты голодна?
— А ты пришел для того, чтобы пригласить меня на ужин?
На стол лег большой светло-зеленый конверт.
— Здесь паспорт на твое новое имя, билет до Парижа в один конец и подписанный чек. У тебя есть двадцать четыре часа для того, чтобы покинуть страну.
Габриэль рассмеялась и положила руку на конверт.
— Покинуть страну? Как ты это себе представляешь? Меня арестуют в аэропорту.
— Технические проблемы буду решать я. Но у тебя есть только двадцать четыре часа. Ни минутой больше.
— Ты хочешь сказать, что сейчас я могу подняться и уйти, и меня никто не остановит?
— Именно так. Угощайся. Я знаю, сигареты у тебя забрали.
Габриэль закурила и сделала пару нервных затяжек.
— Не понимаю, зачем ты это делаешь, — сказала она. — На твоем месте я бы сделала все, чтобы упрятать меня подальше. Хотя тебе не пришлось бы ничего делать — это и так произошло бы.
— Мы договаривались, что поможем друг другу. Ты помогла мне, а я выполнил свое обещание.
Она вздохнула.
— Если бы тогда, давным-давно, все прошло гладко, меня бы здесь не было. Мне не надо было в это ввязываться. Я чувствовала, что из этой ямы мне уже не вылезти, но что-то заставляло меня дергать тигра за усы. В этом месте всегда окажется кто-то, кто умнее тебя. А как ты узнал про Париж?
— Как-то я заметил, что вы с Гиладом занимаетесь французским. Тогда я не придал этому особого значения, но потом понял, что к чему.
Габриэль забрала конверт.
— Все это гадко, — сказала она. — Так не должно было произойти.
— Уже ничего не изменить, хорошо это или плохо. Мне пора идти. Надеюсь, твои мечты сбудутся.
— Я хотела сказать тебе спасибо, — проговорила она тихо. — И… попросить у тебя прощения.
— Я попрошу, чтобы тебя проводили до выхода. Может, тебя подвезти?
— Нет-нет, — покачала головой она. — Я закажу такси. Думаю, тебе нужно отдохнуть.
Константин поднялся и взял плащ.
— Я желаю тебе удачи. Вне зависимости от того, как повернется твоя жизнь.
— Спасибо. И тебе тоже удачи. — Габриэль снова вздохнула и опустила глаза. — И… я думаю, что у тебя все будет хорошо. Я чувствую, если говорить точнее. А я доверяю своей интуиции. Как бывший оперативник.
— Счастливо, сержант.
Юджин Уэллс уже пару минут стоял на мягком ковре в каюте яхты и молчал. Он не представлял, что можно сказать, да и не думал, что следует что-то говорить. Приведший его Махмет сидел на полу, скрестив ноги и направив взгляд куда-то в пространство. Юджин тоже был бы рад так отключиться от происходящего и подумать о чем-то другом, но его внимание приковывала спина хозяина яхты. Он не повернулся к гостю, когда Махмет сообщил о его приходе, не поворачивался и сейчас и молчал. Это молчание леденило Юджину кровь. Он бы предпочел, чтобы босс кричал, злился или бил стеклянные вещи.
— Я мог бы сказать, что рад тебя видеть, но мне не хочется лгать, — заговорил Константин, и Юджин, ожидавший звука его голоса как небесной манны, вздрогнул от неожиданности.
— Босс, я знаю, что у меня нет права что-либо говорить, но…
— Да, у тебя нет такого права. А поэтому ты будешь молчать.
Константин повернулся к нему.
— Когда-то я взял тебя с улицы. Я решил дать тебе шанс получить образование, но ты этого не сделал. Тогда я решил дать тебе второй шанс. Я нашел тебя после нескольких лет молчания и предложил работу. Как я вижу теперь, ты не воспользовался и этим шансом. Сколько подарков должна сделать человеку судьба для того, чтобы он начал ценить их? Я расскажу тебе. Ни одного. Человек слишком глуп для того, чтобы понимать ценность этих подарков. Он полагает, что они падают с неба, и судьба дарит их потому, что так надо. Человек понимает только один язык — язык лишений. Когда у него что-то отбирают, он сразу понимает, насколько это было ценно. У меня многое отобрали. В чем-то я был виноват сам. Думаю, в большинстве случаев я был виноват сам. Но не в этом случае случае. Ты решил взять на себя роль судьи и лишить меня дорогого человека. Кто дал тебе право принимать такие решения?
— Босс, я…
— Я попросил тебя заткнуться, Уэллс. Слушай то, что я тебе говорю. Я не хочу сказать, что я не верил тебе. Я не хочу сказать, что я был уверен в тебе до конца. Но чего я от тебя не ожидал — так это того, что ты ударишь меня в спину. Понимаю, с тобой глупо беседовать о чести, долге и достоинстве — у тебя нет понятий об этих вещах. Однажды и я сделал бесчестную вещь, лишив тебя любимой женщины. Но я никого не убивал. Если бы ты не поверил мне, то смог бы проверить и убедиться, что она жива. Заметь, я не прячу глаза и не ухожу от ответа. На чью помощь ты надеялся? На помощь Габриэль? На помощь судьбы, на помощь случая? Ты верил в то, что это сойдет тебе с рук? Ты ошибался, Уэллс. Еще ни разу я не позволял людям, предавшим меня, уйти безнаказанными. Если люди делают мне добро, я плачу им добром, и плачу щедро. Но если люди причиняют мне боль, я забочусь о том, чтобы она вернулась к ним в двойном размере. Я сказал достаточно. Теперь я хочу послушать тебя.
Юджин трепал в руках перчатки. Он уже не был уверен, что хочет говорить.
— Босс, — начал он, до сих пор не поднимая глаз. — Все должно было быть иначе. По той дороге должна была проехать другая машина. Эта должна была быть машина с женщиной на пассажирском сидении и с мужчиной за рулем. Я и понятия не имел, что это окажутся Махмет и Лия, босс! Тем более что я замешкался, мне пришлось стрелять в спину, я не видел их лиц…
— Стрелять в спину, Уэллс — это очень достойно. Это демонстрирует твои представления о благородстве как нельзя лучше. Да, я знаю, что по той дороге должна была проехать другая машина. Твое признание как-то поможет Лие?
— Я просто хочу, чтобы вы поняли — я не желал зла ни Лие, ни вам! Я просто… делал свою работу…
— Делал свою работу?! Какую именно?! Стрелял в спину моей женщине?!
Константин поднялся, но Махмет оказался быстрее. Он вскочил и, сделав успокаивающий жест рукой, предложил ему вернуться в кресло. После этого Махмет повернулся к Юджину.
— Ты совершил плохой поступок, — сказал он. Юджин всегда относился к Махмету с долей снисхождения, но на этот раз ему стало жутко. — Люди не должны стрелять в спину, и они должны уметь отвечать за то, что они совершили. Я знаю, это не так уж и сложно — убивать. Просто выстрелил, просто ударил ножом. А ты знаешь, как сложно пытаться сохранить немного жизни в человеке, который вот-вот умрет? Ты знаешь, как это — сидеть рядом с этим человеком и зажимать ему рану? Ты выстрелил и убежал, как трус, Юджин. А я сидел рядом с Лией и зажимал ее рану, пока не приехали врачи и не сказали, что больше ничего сделать нельзя. Я сидел рядом с ней долго, очень долго. Она сказала мне, чтобы я оставил ее, что ей уже ничем не поможешь, что она чувствует, что умирает. Но я все равно продолжал держать. Я не мог отпустить. Потому что я знаю, как дорого стоит человеческая жизнь. Я отобрал много жизней, я хорошо это знаю. Я думал о том, каково это — умереть вот так, в чужой стране, на руках у чужого человека. И я думаю, Юджин, что твой поступок заслуживает наказания. Ты достоин той участи, которая постигла Лию.