Книга Девушка под сенью оливы - Лия Флеминг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Райнер был шокирован тем, что увидел в Афинах. Полуразрушенный город был поделен на зоны. Одни кварталы были прокоммунистическими, другие стояли горой за националистов, и все воевали друг с другом, словно враждующие между собой племена на Диком Западе. Центр еще худо-бедно можно было узнать, но дальше древний город лежал в руинах. Перестрелки, то и дело вспыхивающие между полицией и партизанами, мешали даже днем нормально передвигаться по улицам. За каждым углом тебя могла подстерегать пуля. Хорошо, что он здесь лишь проездом.
Верный своему слову, он повел Пенелопу по магазинам. Несмотря ни на что, на улице Гермес кипела жизнь и большинство магазинов были открыты. Пенелопа купила себе босоножки, ситцевое платье и что-то из белья. Он приобрел рубашку и простые брюки. Переодевшись в штатское, он почувствовал себя страшно непривычно. Вообще-то офицерам на службе не положено ходить в штатском. Но он сейчас в отпуске, его тут никто не знает, можно рискнуть.
Должно быть, со стороны они производили впечатление весьма странной парочки. Райнер не спускал с Пенелопы глаз, не желая терять ее из виду ни на минуту. Она же, в свою очередь, старалась максимально дистанцироваться от него, опасаясь, что кто-нибудь из местных бросит ей в спину: «Немецкая сука!» Девушка все время молчала, видно не в силах поверить в свое чудесное избавление. Наверное, ее угнетало и то обстоятельство, что рядом с ней находится ее спаситель. Тем не менее драгоценное перемирие, пусть и временное, было достигнуто.
Что ж, ему пришлось заплатить за него немалую цену. Ведь, по сути, он совершил должностное преступление, не сдав англичанку в комендатуру. Процедура идентификации тех, кто спасся, поразила его своей неоднозначностью. Никто не интересовался подробностями взрыва, никто не задавал вопросов касательно того, кого именно перевозило судно. Такое впечатление, что все скопом решили откреститься от случившегося: никто не хотел ничего знать. А до медсестры и вообще никому нет дела. Она может болтаться здесь без всякой регистрации, выдавать себя за гречанку, дурачить местную полицию точно так же, как она дурачила их все эти годы на острове. Интересно, чем она собирается заняться? Наверняка вернется к сестринской практике. Вот только примут ли ее обратно в госпиталь – это еще большой вопрос. Но пока не время заводить разговоры на эту тему. Девушка все еще в прострации. Кажется, она даже не соображает, что очутилась в другом городе, что идет по афинским улицам, идет и засыпает на ходу.
После похода по магазинам они направились в Национальный парк, но одиночные выстрелы, раздававшиеся в разных концах парка, заставили их повернуть обратно в поисках более безопасного места для отдыха. На одной из тихих улочек они нашли небольшую таверну, весьма кстати, если вспомнить, как давно каждый из них ел в последний раз. Пенелопа жевала равнодушно, не ощущая вкуса и не обращая внимания на то, что она ест. Изредка она бросала на своего спутника взгляды, словно не была вполне уверена в том, кто этот человек и почему она оказалась здесь и рядом с ним.
– Чем вы собираетесь заняться сейчас? – нарушил затянувшееся молчание Райнер.
Она слегка пожала плечами:
– Тем, что умею.
Особой уверенности в ее голосе не прозвучало.
– А чем бы вам хотелось заняться? Когда-то вы рассказывали мне, что учились в Афинах археологии.
– Разве? Не помню. Но мне бы хотелось снова побывать в школе археологии, если она все еще существует.
– Я могу вас отвезти туда.
– Я сама знаю дорогу, – последовал короткий ответ.
«Чего ты пляшешь вокруг нее, – вдруг разозлился он на самого себя, – чего добиваешься? У тебя отпуск, в городе полно ночных клубов, а там полно девочек на любой вкус. Развлекайся сколько твоей душе угодно!»
Райнер понимал, что все безнадежно, и продолжал упорствовать. К тому же сейчас он не мог ее бросить. Не мог позволить ей уйти и шататься по городу в таком состоянии полузабытья. При таком нервном и физическом истощении она вообще может не дотянуть до утра.
Но откуда в нем это страстное желание защитить ее, оградить по мере сил от лишних невзгод? Не потому ли, что она много перестрадала, а за последнее время видела столько мучений, что он всерьез опасался за ее разум. Ему слишком хорошо знаком заторможенный, ничего не выражающий взгляд. Такими же отрешенными, скорее даже застывшими, были лица его десантников, когда их сбивал прямо в воздухе, а потом добивали на земле. Лики войны, лица, опаленные войной.
Я развалилась на заднем сиденье автомобиля. Сердце мое переполняла радость предстоящей встречи. Дома ли она? Узнает ли меня? А что, если они куда-нибудь уехали? Я перебирала все варианты развития событий, все мыслимые и немыслимые препятствия, могущие помешать нашей встрече.
Как оказалось, найти Йоланду было проще простого. Мы снова отправились в синагогу. Я – прежде всего затем, чтобы извиниться за собственную бестактность, допущенную прошлый раз, и мне с превеликим удовольствием сообщили, что Йоланда никогда более не возвращалась в Ханью. Все послевоенные годы она безвылазно прожила в деревне в районе Апокоронас, где и по сей день занимается хозяйством на ферме своего сына.
Вечером нам позвонила Виктория. Она, верная данному обещанию, навела справки о Циклопе и его жене. Ее дядя хорошо знает родную деревню Андреаса. Да и вообще на Крите трудно затеряться: здесь все знают всех или, по крайней мере, знают тех, кто знает всех. Ведь крохотные критские городки тоже очень смахивают на большие деревни.
Помня о том, с каким пиететом критяне относятся к соблюдению формальностей по всяким важным поводам, я оделась с особой тщательностью, выбрав для встречи с подругой самое нарядное шелковое платье и красивую соломенную шляпу. Мы отправились в путь рано утром. Высокогорное шоссе петляло серпантином среди гор, а я, глядя по сторонам, невольно вспоминала, как когда-то карабкалась по этим кручам пешком, цепляясь за малейший выступ на скале. Может, и правы те, кто называл меня когда-то горной козочкой?
Но сегодня горы стали мне чужими. Смогла бы я подняться туда, где сражался и погиб Брюс, подумала я с сомнением. Вряд ли. Внешне все осталось прежним. Все те же строгие очертания скал и те же снежные шапки на горных вершинах. В течение нескольких лет эти места были мне родным домом. Как же я могла забыть красоту критских гор?
Лоис и Алекс постоянно сверялись с картой, боясь на очередном повороте свернуть не туда. Алекс уже приготовил свой фотоаппарат, а я молилась только об одном: чтобы Йоланда была дома и чтобы она смогла понять мой греческий, который я изрядно подзабыла за минувшие годы.
А что, если у нее склероз и она меня вообще не вспомнит, ужаснулась я такой перспективе. Успокойся! Будто ты сама не страдаешь склеротической забывчивостью! И все же я заметно нервничала. Правильно ли мы делаем, что снова вторгаемся в жизнь Йоланды после стольких лет разлуки? Вдруг она вообще не захочет вспоминать прошлое?
