Книга Время жестоких чудес - Артем Лунин

Но если он начнет припоминать, что с ним было после того, как его оглушили, он точно не отдохнет.

Пластун улегся поудобнее и быстро утонул в чутком сне без сновидений. Завтра ему предстоял трудный день.

Кто-то ходил в тумане, блуждал, разыскивая что-то постоянное во внешнем мире, и наконец споткнулся о подходящее. Имя… Когда-то было имя, настоящее имя, которое ему дали отец и мать… но потом он забыл его и назвался…

Грик

Используя этот лоскуток воспоминаний как точку опоры, он осторожно потянул себя из тумана беспамятства.

Грик приподнял веки с таким трудом, словно на ресницах повисли все девяносто девять Грехов. Резкий, как оплеуха, запах…

По лицу снова прошелся холод, он сообразил, что то светлое пятно, которое он видит перед собой, – лицо сампо Виттора. С трудом протянул руку и отстранил от своего лица мокрую тряпку.

– Очнулся? – Он не услышал, угадал. Уже знакомое ощущение ограничения – слепая земля давит, проникает в его мысли и чувства. Побег не удался.

– Это уж точно. – Голос Виттора, Грик не понял, то ли он сказал вслух, то ли сампо прочитал мысли. Скорее второе, когда он попытался говорить, к букету неприятных ощущений прибавилась сухость и саднящий зуд в горле, словно обработанном акульей шкурой.

– Что… было?..

– Это ты нас спрашиваешь? – подивился сампо. – Кто сбегал, я или ты?

Кто-то хихикнул и осекся, когда Грик повернулся в ту сторону. Зрение еще не в полной мере вернулось к нему, но он узнал ощущение мыслей светловолосого. От движения голова разболелась пуще прежнего, и он осторожно опустился на шкуры.

Снова полоска едучей плесени оказалась у него под носом. Он оттолкнул руку, полежал немного и попытался подняться, сампо помог.

Мягкими касаниями Живы Грик исследовал огромный синяк на плече. Как бы кость не треснула… В памяти мелькнуло темное небо, блеск клинков…

Сампо что-то спрашивал, но Грик молчал, пытаясь разобрать что-нибудь в темноте землянки.

– Почему я не вижу? – перебил он сампо. Виттор заставил его задрать голову, посмотрел прямо в глаза:

– Помутнение. Это бывает, это пройдет.

– Когда?

– Через неделю, может, раньше.

Грик покопался в памяти. Временная частичная слепота бывает или от мысленного перенапряжения, или от сильного психического удара.

– Кто-то мне опять крепко врезал, – сказал он, морщась от пульсирующей глубоко в голове боли.

– Мне почему-то тоже так показалось, – сказал Виттор, обрабатывая огромную шишку. – К счастью, череп у тебя крепкий. Сотрясение, и только.

– Сотрясение, и только, череп у него крепкий. Походит недельку с головной болью, ну и глаза… – Тут Кати замялась. Майнус кивнул, размышляя о чем-то своем, сделал знак девушке вернуться к больным.

– Не так уж сильно я его стукнул, – добавил Кор, следуя за стариком между лежаками.

Рита, беременность которой была уже заметна, все никак не желала утихомириться, но ей поневоле пришлось уступить часть забот своей ученице. И та неплохо вела дела, отметил Кор. По травному дому сновали сиделки, разносили травы, поили мясным бульоном, просто развлекали разговорами.

Была в сиделках и Лина, ухаживающая за Геражом, который в последнем партизанском рейде получил «пару царапин», как он выразился сам. Майнус неслышно подошел и прислушался к тихому разговору. Гераж жаловался, как ему надоело валяться в лечебнице, Лина посмеивалась:

– Ты брюзжишь точь-в-точь как дядя Майнус. Потерпи еще пару деньков и можешь дальше отправляться искать, где сложить свою молодую буйную головушку… – Она шутливо щелкнула его по лбу. Гераж ловко перехватил руку:

– Уж не обманывают ли меня глаза, сестренка?! Никак, мозоли от шиная, чтоб мне навсегда на этой койке остаться, если это не так!

Лина отдернула руку, покраснела и уже готова была обрушить на братца громы и молнии, как у нее за спиной кашлянул Майнус.

Лина подскочила с койки и замерла. Осторожно повернулась.

– Руку, – сказал Майнус.

Лина протянула руку.

– Правую, – уточнил Майнус.

Зрячие пальцы слепца слегка пробежались по мозолям.

– Ты нарушила взятый с тебя зарок, – уронил он.

– Угу. – Лина смотрела в пол. – Уже давно…

– Ты знал? – спросил Майнус Кора.

– Не-а, – ухмыляясь, ответил вой, подмигнул девушке – не робей, мол. – Но не удивлен.

– Ты могла бы попросить мать снять запрет. Ты могла бы попросить, чтобы я учил тебя… – Старик тщательно изучил руку племянницы, поднес к лицу и обнюхал, чуть не попробовал на вкус. – Похоже, ты чересчур торопишься и уделяешь больше времени хитрым приемам, не утруждая себя повторением пройденного.

Лина молчала.

– Вечером. На игровой поляне. – Старик повернулся и вышел из лечебницы, впервые за много лет едва не промахнувшись мимо двери.

– Ай!

Вечером на игровой поляне Лина уронила меч и затрясла рукой, приплясывая на месте и бормоча ругательства.

– Заткнись. Подними. К бою.

Девушка глянула исподлобья, пряча злые слезы, подобрала меч левой рукой. Дядя сделал неуловимое движение своим – деревянным, стальной меч бросил по поляне солнечные зайчики и вонзился в землю.

– Незачем хитрить, то, что просто, зачастую наиболее эффективно. Подними.

Лина закусила губу, он не видел этого, но знал. Помнил точно такое же упрямое выражение лица у ее матери. Надо сказать, ударят в подбородок, останется с пухлыми губками…

Девушка затянула царапины и подхватила меч. Майнус попятился под градом ударов, серая хламида вдруг окрасилась кровью. Лина ойкнула, опустила меч и полетела кувырком. Попыталась вскочить, охнула и села наземь. Дядя зажал края царапины, и ранка немедленно взялась коркой.

– Перестань реветь. Встань. К бою.

Какое-то время Майнус гонял племянницу по всей поляне, внезапно остановился, точно угадав момент, когда она готова была свалиться от изнеможения.

– Этот меч слишком тяжел для меня, – прохрипела Лина, разминая онемевшие от усталости мышцы.

– Вряд ли твой противник примет этот довод. – Майнус перекинул свой еще более тяжелый шинай из руки в руку, вытер правую о плащ. – К бою. Даже Алек, который все еще путается в собственных соплях, дерется лучше тебя.

– Он начал учиться раньше, и он парень!

Майнус расхохотался во все горло, Лина покраснела жарко – она только что уверяла дядю, что может биться не хуже парней.

– Это ничего не значит. Ну, почти ничего. Кстати, парень, поди-ка сюда.

Изрядно смущенный Алек вылез из кустов.