Книга Земля имеет форму чемодана - Владимир Орлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не смогли ухватить удачу (за бороду? или ещё за что?) и другие отечественные футбольные клубы.
Но «Спартак»…
Всероссийский ужас, пожар и обнищание духа.
Литры поминальной жидкости в спортивных барах и трактирах, на скамейках парков и у детских песочниц, в квартирных крепостях на просторах свободномыслящих кухонь. Ожидаемые нарушения смешных (но кормящих кого-то) запретов-декретов от бдящих, хотя наверняка втихомолку пьющих и курящих избранников воли народа. Однако без всяких политических выходок. Лишь с утверждениями, что нас в очередной раз засудили (вечный мировой заговор против «Спартака»), а потому нужны хотя бы честные и немедленные перевыборы руководства УЕФА и ФИФА. И с сожалениями о том, что наш министр физкультуры так и не научился выговаривать английские слова (и не сдаст ЕГЭ), чему, конечно, помешала отмена зимнего времени.
Потом страдальцы устали и горевали уже тихо. А в их сознаниях зашевелились мысли о чём-то недавно пережитом. Или не пережитом.
И подумали о первом Геонавте. Он ведь так и не объявился. То ли сгинул, то ли ещё что… Но как-то вяло подумали. Будто судьба его и его путешествия уже никого особенно не волновали…
А мне же Куропёлкин был интересен.
У моего приятеля, художника Шаронова, сын стал журналистом и кое о чём, меня волнующем, видимо, знал, писал о науке.
Я напросился на встречу с Шароновым, тот как раз на три дня приехал из Тарусы. Нашёл я и повод.
— Васильич Перемазанный, — сказал я, — у меня вышла новая книга, тебе-то мои словесные ряды не слишком интересны, а вот Косте, я знаю, они не безразличны. Ему я хочу презентовать книгу. Он, кстати, в Москве?
— В Москве, — сказал Шаронов. — Прибежит.
Посидели в мастерской Шаронова, обменялись сведениями о тарусских знакомых, выпили, посмотрели новые работы Шаронова, попели, вспомнили даже «Бродяга Байкал переехал…». «Надо же, — подумал я, — как это бродяга Байкал переехал?» И я сразу возвратился к Куропёлкину.
— Костик, если бродяга Байкал переехал, не знаю на чём, и не заблудился, то Куропёлкин заблудился, что ли?
Вопрос был полупьяный, но он не только смутил весельчака Константина, тот даже испугался.
— Костик, — сказал я, — чем я тебя так смутил?
— Ну, понимаете, дядя Володя, — Константин чуть ли не оглядывался по сторонам, но, понятно, кроме меня, отца и его новых работ ничего иного увидеть не мог. — Вы, дядя Володя, человек бывалый… Вам известно о степенях секретности, обязательствах неразглашения, и так далее…
— Понимаю, — кивнул я.
— Ну, вот.
— Ты, Костик, успокойся, — сказал я. — Секреты секретами, я отношусь к ним с уважением. Но есть вещи, в секреты не входящие. Есть же у тебя соображения, о каких с тебя не брали подписку «не разглашать», а натура твоя требует ими поделиться. Есть же?
— Ну… ладно… — вздохнул Костик. — Прежде всего, могу сказать, что Куропёлкин — не искусственное существо, не создание робототехники, а — человек. Но природный Феномен.
— Что значит — природный Феномен? — спросил я. — Чей Феномен? То есть с чего бы вдруг Феномен?
— А я знаю? — сердито сказал Константин. — Можно предположить, что Феномен Творца. Потому как и природу, то есть и мироздание, я признаю феноменом Творца. Для чего-то такой, как Куропёлкин, был сотворён. Но применение его до поры до времени не требовалось. А теперь потребовалось.
— Не наивное ли это толкование? — выразил я сомнение.
— А у вас есть более мудрое толкование? — обиделся Костик. — Выскажите, пожалуйста, его.
— Нет, Костик, — вздохнул я. — Моё толкование ещё более наивное, чем твоё. Скорее всего ты ближе к пониманию сути… Но его ищут?
— Дядя Володя, тут уж я допущен лишь к крохам знания. Держу в голове только догадки.
— И по твоим догадкам его не могут не искать, — сказал я. — Решили удивить мир, подготовились, и вот — на тебе! Конфуз! Пока конфуз. И надо предъявлять разумные объяснения.
— Вы как-то холодно об этом рассуждаете, — сказал Константин.
— Нет, Костик, нет! — с горячностью заговорил я. — Я с симпатией и состраданием отношусь к неведомому мне Куропёлкину и желаю, чтоб дурного с ним не случилось.
— Ищут, конечно, — будто бы согласился продолжить обмен мнениями Константин. — Почему-то сразу бросились в какой-то Сапожок Рязанской губернии, будто бы Куропёлкин объявлял, что намерен жить в этом Сапожке. Отправляли экспедицию на его родину в Волокушку, только опечалили родителей. Нигде его нет. Волонтёры прапорщики, я просился в компанию к ним, не взяли, прочёсывали мещёрские леса и болота, не обнаружили. Были обследованы места выходов Куропёлкина. И лишь на встрече Баренцева и Карского морей, там осваивают Штокмановское месторождение, на берегу была найдена ковбойская шляпа с именем Барри на подкладке. Звукомастера изучили все предпусковые высказывания Куропёлкина, даже лепетания его, и, кроме отчётливых слов «Флот не опозорим», вытащили из шумов длительную тираду боцманского тематического направления, а также ласково-повторяющееся название плавсредства («Нинон! Нинон!») и вдруг — внятно произнесённое: «Кратер Бубукина».
— Кратер Бубукина? — переспросил я.
— Ну да, — сказал Константин, — кратер Бубукина. И что это за кратер такой? Вы, что, знаете о нём?
— Знаю, — сказал я. — Был такой футболист Бубукин.
— И где же этот кратер? — вскочил в волнении Константин.
— На тёмной стороне Луны, — сказал я.
— Ничего себе. — Константин опустился на стул.
— Именно там, — сказал я. — Но, впрочем, я не астроном.
— Но там искать его никакая наша экспедиция пока не способна.
— А ты, Костик, посоветуй людям науки и космических профессий попросить полицию объявить розыск блудного сына Куропёлкина, авось и разыщут.
— Дядя Володя, вы шутить себе позволяете, — расстроенно сказал Костик, — а ведь одна дама написала заявление в полицию с просьбой разыскать именно Куропёлкина Евгения Макаровича, якобы имеет на это право.
— Кто такая? — теперь взволновался я.
— Вы меня не спрашивайте, я вам не отвечу, — сказал Костик. — У неё странное наименование — Баборыба. Но на меня, прошу, не ссылаться. Это одно… Вернёмся к предположениям. Так вот, по моим догадкам, Куропёлкин — натура самодержавная и упрямая, порой и с дурью, и может поступать, как пожелает. Где он теперь, знает лишь он. Управлять им невозможно, он способен к противлению. Ко всему прочему, он не раз высказывал странное утверждение: «Земля имеет форму Чемодана». Не заперся ли он сейчас от земных бестолковщин и скорбей в своём чемодане?
При этих словах Константина восстановился в собственной мастерской живописец мирового класса и мировых цен Антон Васильевич Шаронов: