Книга Синдром - Джон Кейз

– Простите, о чем вы говорили?

– Я рассказывала, что Гуннар с Калем рассорились.

– Вы не знаете, из-за чего вышла размолвка? – поинтересовалась Эйдриен.

– Не совсем, – ответила та. Хотя хозяйка дома отпивала из бокала совсем по чуть-чуть, она уже прикончила большую часть своего мартини. – Я уехала из Швейцарии раньше Каля. Видите ли, в определенном возрасте погода начинает сказываться на самочувствии.

– А когда мистер Крейн ушел на пенсию?

– В девяносто третьем, – ответила голландка. – Хотя ссора, о которой я вам сказала, произошла гораздо позже. Думаю, проблемы начались… мм-м… где-то год назад. Возможно, чуть раньше.

– Это связано с Институтом? – спросила Эйдриен.

Престарелая леди невесело кивнула, взяла графин и наполнила свой фужер.

– У меня есть все основания полагать, что они поссорились по какому-то делу, связанному с фондом. Дело в том, что Институт оставался их единственной точкой соприкосновения. Выйдя на пенсию, Каль по-прежнему принимал активное участие в определенных мероприятиях. Как один из основателей фонда, он еще обладал правом голоса.

– А в каких вопросах?

– В том, что касалось членства, исследований и, конечно же, клиники. Они так здорово помогают проблемным молодым людям. – Мами ненадолго замолчала и продолжила: – Такие неожиданные осложнения с Гуннаром, возможно… – Она пожала плечами и не закончила мысль. – Только поймите, это мои собственные догадки, и я ничего не знаю наверняка.

– Все равно расскажите. Пожалуйста, – настаивала Эйдриен. – Нам так мало известно…

– Что ж, судя по всему, их последняя ссора имела какое-то отношение к деньгам. Гуннар чувствовал, что Каль давит на него. Опять же это лишь ощущение – услышала телефонный разговор, перехватила фразу, – и только. – Винкельман выловила из фужера оливку и отправила ее в рот.

Макбрайд подался вперед:

– Как вы думаете, а в Институте кто-нибудь знал об их разногласиях?

Мами нахмурилась:

– Вряд ли. Каль оставался последним представителем группы основателей, а новички… Я их даже не знаю.

– Лью работал в Институте, – заметила Эйдриен, искоса взглянув на спутника.

– Да что вы, правда?! – воскликнула Мами, и расплылась в широченной улыбке. – Как интересно! – Она потянулась к гостю, по-девически пожала его кисть и покровительственно похлопала по ладони. – Вы, должно быть, действительно выдающийся молодой человек!

Льюис улыбнулся. Взгляд Мами уже блуждал по сторонам, а речь становилась все более невнятной. Похоже, подруга Кальвина Крейна рассказала все, что знает.

То же не укрылось и от глаз Эйдриен. Мами выпила второй мартини и теперь вылавливала оливку. Это наводило на мысль о том, что разговор вот-вот прервется, поэтому настало время переходить к решительным действиям. Эйдриен взяла бокал за ножку и покрутила его, наблюдая, как по стенкам расплываются маслянистые разводы. Вдали с назойливым комариным писком пересекал бухту водный мотоцикл, подпрыгивая на волнах, а Макбрайд рассказывал Мами о своей исследовательской работе.

«А если бы это было разбирательство в суде? Как бы ты себя повела?» – подумала Эйдриен и без обиняков спросила:

– Мистер Крейн оставил какие-нибудь бумаги?

Вопрос явно застиг хозяйку врасплох.

– Простите?

– Я знаю, что его собственность уже распродана, – пояснила Эйдриен, – но иногда…

– Что ж, вы не первая, кто задает мне этот вопрос, – сказала Марика Винкельман и, икнув, прикрыла рот рукой. – После смерти Кальвина приходил какой-то человек из полиции. И тоже интересовался бумагами. Ужасно мерзкий тип! – Мами тряхнула головой. – Я ответила ему любимой французской поговоркой Каля: «Pas des cartes, pas des photos, et pas des souvenirs».

Эйдриен беспомощно взглянула на нее:

– Я учила испанский.

Макбрайд перевел:

– «Ни писем, ни фотографий, ни воспоминаний». – Он горестно улыбнулся. – И это очень неутешительно. Что ж, спасибо за гостеприимство. Думаю, нам пора.

– Вы очень добры, – согласилась Эйдриен и встала, протянув хозяйке на прощание руку.

Та взяла ее ладонь в свою и довольно долго держала ее, со знанием дела изучая линии на руке.

– У вас сильная аура, моя милая, – сказала она и тут же рассмеялась. – Давайте присядем. – Повернувшись к Макбрайду, Мами Винкельман добавила: – Каль был таким болтуном. Тоже мне, «pas des cartes»!

Глава 37

Мами вернулась несколько минут спустя, подправив помаду на губах и прибрав волосы. В руках она держала потрепанный портфель и небольшой фотоальбом.

– Калю нравилось заниматься перепиской здесь. – Она поежилась и добавила: – Что-то ветер поднимается, пойдемте в дом.

Поманив гостей за собой, Мами провела их по длинному коридору, и все трое оказались в зале с низким потолком и старомодными окнами с опущенными жалюзи. Над самой головой лениво вращался вентилятор.

Ветер трепал листья пальм, за которыми виднелась черно-синяя гладь Мексиканского залива – на воде дрожали белые пенные барашки. Макбрайду казалось, что воздух буквально пронизан электричеством. В обставленном старой ротанговой мебелью зале хозяевами себя чувствовали растения: фиги с узкими листьями, папоротники, гибискусы, цитрусовые деревья в огромных глазурованных горшках… У самой двери цвели, наполняя воздух приторным благоуханием, гардении.

Мами устроилась на диване между гостями и положила на колени альбом. Открыв его, она принялась быстро переворачивать страницы, одну за другой, нигде не задерживаясь подолгу.

– Родительский дом, – проговорила голландка. – В Амстельвине.

– Какая прелесть, – заметила Эйдриен и не слукавила: дом и впрямь выглядел роскошно.

– Они оба работали в банке, – поведала хозяйка. – А мама при этом еще участвовала в феминистском движении. Настоящая «Долли Мина»!

Мами переворачивала страницы и мечтательно рассматривала снимки.

– Мой брат Роэл, – вздохнула она. – Такой красавец!

– Вы с ним видитесь?

– О нет. Роэл умер во время войны.

– Погиб на фронте? – уточнил Макбрайд.

Хозяйка покачала головой:

– Нет. Туберкулез.

Другая фотография – на этот раз молодой женщины, которая сидела за столиком кафе. Судя по всему, в Европе.

– Угадаете, кто это? – кокетливо спросила престарелая женщина.

Лью улыбнулся.

– Тут и сомнений быть не может, – ответил он. – Это Грета Гарбо. Я ее где угодно узнаю.

Мами пьяно захохотала и оглушительно гаркнула:

– Ага! Какой милый человек и такой лжец!