Книга Черная вдова - Анатолий Безуглов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Понял, — кивнул оперуполномоченный угрозыска.
— И вообще соберите как можно больше сведений о заместителе министра… Второе: киноартист Великанов. С чего это он поехал в Южноморск? Знаком ли с Варламовым? — Игорь Андреевич посмотрел на часы. — К сожалению, более обстоятельно поговорить не удастся. Но мы будем созваниваться. Идёт?
— Разумеется, — пообещал Латынис.
На этом они простились.
В Южноморск Чикуров попал впервые. По службе бывать не приходилось, а отдыхать на таких многолюдных, суматошных курортах он разлюбил с тех пор, как однажды провёл отпуск в путешествии по северу европейской части России, которым был просто очарован.
В аэропорту Игоря Андреевича встретил Кичатов. И только они сели в «Волгу», предоставленную горуправлением внутренних дел, подполковник с ходу огорошил следователя прокуратуры.
— Ещё один труп…
— Помимо того, что нашёл сегодня в воде Зайковский? — уточнил Чикуров.
— Да. Водолаз обнаружил.
— Причина смерти? Кто он, что? — забросал коллегу вопросами Игорь Андреевич.
— Скорее всего — утонул, как и другие, — ответил тот. — Мужчина лет пятидесяти пяти, высокий, с бородой. В кармане куртки — членский билет Союза художников СССР.
— Значит, личность установили?
— Увы, — развёл руки Кичатов. — Ни фамилии, ни имени-отчества разобрать не удалось: размыло водой. Но, слава богу, есть фотография, переснимем, увеличим и пошлём в Москву, в правление Союза художников. Там-то уж должны опознать.
— Это надо сделать как можно быстрее!
— Завтра же, — ответил подполковник.
— Ещё что-нибудь водолаз нашёл?
— Нашёл, — кивнул Кичатов. — Спортивную сумку. Импортную, «Адидас». А в ней — около пяти тысяч рублей.
— Так, — встрепенулся Игорь Андреевич. — Опять деньги… И в каких купюрах?
— В основном сотенные и пятидесятки.
— В сумке больше ничего не было?
— Бритвенный прибор, голландский «Шик». Ну, соответственно принадлежности для бритья — пачка лезвий, помазок, крем. Блок московских сигарет «Ява» в мягкой упаковке. Все, конечно, размокло. И ещё том из Собрания сочинений Достоевского. В нем два романа: «Записки из Мёртвого дома» и «Игрок».
— Какой-нибудь подписи или экслибриса на книге нет? — спросил Игорь Андреевич.
— Нет, все страницы чистые.
— Чья сумка, выходит, неизвестно, — не то вопросительно, не то утвердительно произнёс Чикуров.
— Выходит так, Игорь Андреевич, — ответил Кичатов.
Дорога пролегала почти по самой кромке морского берега. Следователь прокуратуры задумался, глядя на ленивые барашки волн, с шипением накатывающихся на гальку.
— Четыре покойника! — нарушил наконец он молчание. — И все в одном месте.
— И автомобиль, — напомнил подполковник.
— Послушайте, Дмитрий Александрович, неужели это мог натворить смерч?
— спросил Чикуров.
— Другого объяснения, увы, нет. Буквально два часа назад я снова беседовал с Сирбиладзе.
— Местным начальником гидрометеослужбы?
— Да. Он такие сведения привёл, в которые даже трудно поверить! Стоит, к примеру, на пути смерча дом. Прошёл смерч — и нет дома! Разметало по щепочкам. Или такие случаи: попадёт курица в полосу смерчевого вихря, так в мгновение ока становится голенькая, словно её ощипали.
Чикуров представил себе подобную курицу и не смог сдержать улыбку.
— Факт! — горячо заверил его Кичатов. — Это не анекдот! Да что там курица! Знаете, что бывает здесь, на побережье? Смерч как насосом затянет в свою воронку огромное количество воды и перебрасывает в предгорья. — Он показал на поросший лесом хребет. — А оттуда вода бешеным потоком несётся вниз и сметает на своём пути буквально все!
— И часто такое случается?
— Катастрофические случаи бывают, конечно, нечасто, — ответил Кичатов.
— Однако подобное произошло в районе Сочи-Мацестинского курорта осенью тысяча девятьсот семьдесят пятого года… И ещё в конце лета восемьдесят пятого года, в районе Лазаревского.
— А самое последнее, значит, в районе Чернушки? Так?
— Да. Как установили работники южноморской гидрометеослужбы, смерч пронёсся около шести часов утра с двадцать первого на двадцать второе октября. То есть три дня назад… Помните, я вам рассказывал про рыбу в кустах?
— Конечно.
— Так вот в том месте смерч и обрушил на землю буквально водопады! Сила вихря, по-видимому, была велика…
— Почему по-видимому? Разве точных сведений нет?
— Понимаете, более полную картину происшествия Сирбиладзе обещал представить через день-другой, — пояснил Кичатов. — В официальной справке.
— Ясно, — кивнул Чикуров. — Давайте подъедем к устью Чернушки. Хочу осмотреть то место.
— Пожалуйста.
И подполковник дал команду водителю везти их к Верблюду.
— Ну а что женщина, которая звонила в номер Варламова, когда там проводился обыск? — продолжал расспрашивать коллегу Игорь Андреевич.
— Женщина… — хмыкнул Кичатов и зло добавил: — Язык не поворачивается называть так это чудовище!
Чикуров удивлённо вскинул брови: Дмитрий Александрович все время был сдержан и вдруг…
— Извините, Игорь Андреевич, — спохватился Кичатов. — Знаю, надо быть объективным, стараться без эмоций.
— Это на допросах, — улыбнулся Чикуров. — А между собой, я считаю, наоборот. Страсти, они помогают. И что же вас так возмутило?
— Лучше по порядку…
— Давайте, — кивнул следователь прокуратуры.
— Фамилия Елизаветы Николаевны Тимофеева, — продолжал. Кичатов. — Тридцать три года, а выглядит на все пятьдесят! На лице прямо-таки светятся все пороки, которыми она обладает. А их куда как много! Проститутка, воровка, фарцовщица, сводница, шантажистка!
— Ничего себе букетик! — усмехнулся Чикуров.
— А все началось ещё со школы, — рассказывал Дмитрий Александрович. — Чуть ли не с пятого класса. Ставила мальчишкам-воздыхателям условие: хочешь поцеловать, купи эскимо на палочке или поведи в кино. Немного подросла, и кино и мороженое её уже не устраивали, а подавай кафе или ресторан. В шестнадцать лет она впервые отдалась за деньги. Ну и пошло-поехало! Причём Елизавета Николаевна быстро сообразила, что импортные шмотки, до которых была страсть как охоча, легче всего заполучить у «фирмачей» — так на их жаргоне звались иностранцы. И Тимофеева превращается в «путану».
— Это ещё что за птица? — удивился Игорь Андреевич.
— Проститутка, отдающаяся иностранцам. За валюту и за тряпки. Ничем не брезгуют: пиво в банках, печенье, сигареты. Лишь бы не наши. Между прочим, на французском языке «путана» — шлюха.