Книга Двери во Тьме - Мария Круз

– Федь, Милославского видел?

– Нет, – немного удивился он. – А что, здесь профессор?

– Здесь, сам приехал.

– В смысле?.. – он не закончил фразы.

– В этом самом смысле и есть, – подтвердил я его догадку. – Ты завтра не едешь.

– Уверен? – насторожился он.

– Распоряжение начальства. И… наверное, так и надо.

Федька хмыкнул с сомнением, покрутил в пальцах папиросу, постучал ею о портсигар.

– Вов, что-то мне это не очень нравится. Мы же обговаривали.

Теперь уже я понял, что он имеет в виду: мы действительно об этом говорили. Но все должно идти так, как должно идти, – слишком много всего мы поставили на это, для того чтобы пытаться все менять на ходу.

– А по-другому не сработает – мне надо, чтобы все раскрылось, понимаешь? Само раскрылось, – а для этого по его нотам петь требуется.

– И мне что теперь?

– Тебе? – Я задумался. – Тебе надо подождать до послезавтра. Если мы оба не вернемся, то… вот второй ключ от дома. – Я достал из кармана связку ключей, отсоединил один. – Заходи. В спальне комод, в верхнем ящике коробка, там все деньги – мне они уже не понадобятся. Туда же ключи от машин брошу. Потом пойдешь к нотариусу… знаешь где?

– Нет.

– Вот офис Тенго, так? – передвинул я его портсигар по столу. – Вот так вход. Обходишь справа – вот здесь флигелек кирпичный, там контора. Я все распоряжения оставил, только удостоверение покажешь. Понял?

– Да понял я, только… как-то того, знаешь… Не в кайф мне это все.

Вид у Федора и вправду был расстроенный. Ну все верно, я по нему тоже скучать буду – сдружились, чего уж теперь.

– Ладно, Федька, давай, ненавижу долго прощаться. – Мы встали и обнялись, после чего я пошел к выходу.

Ну вот и все. Как-то не верится мне в то, что мы оттуда вернемся. Так или иначе. Не предусмотрено это ни моими планами, ни планами Милославского. И с этим мы заранее смирились – или пан, или пропал.

Дошел до дома, разделся в прихожей. Настя была в спальне, собирала рюкзак.

– Зачем? – спросил я, не вдаваясь в подробности, но она меня поняла:

– Не знаю. Странно куда-то отправляться совсем без вещей. И просто не могу себе места найти – а так хоть чем-то занята.

– Я думаю, что там, – я указал большим пальцем себе за спину, подразумевая при этом свой слой, откуда я провалился, – ничто из этого не понадобится.

– Мы к тебе домой попадем?

– Не знаю. – Я подошел к комоду и тоже почему-то начал перебирать вещи. – Может, и ко мне. Куда выбросит.

– А если выбросит в тундру какую-нибудь?

– С чего бы это? – удивился я. – Это уже ни в какую теорию не вписывается. В мой сарай и попадем, как мне кажется.

– И как мы там?

– Не знаю, видно будет. Возьму деньги и документы – и поедем в гостиницу. Разберемся. Не суть. Главное… ты сама знаешь, что главное.

Она подошла ко мне, обняла, сцепив руки у меня за спиной:

– Ты меня любишь?

– Больше жизни.

– А если у нас не получится?

– Получится. Мы вот так, как сейчас, – я прижал ее к себе. – И что бы нас ни ждало там, мы все равно будем вместе.

– Хорошо. Я тебя тоже люблю. И тоже больше жизни, что бы ты себе ни думал.

* * *

– Хотите за руль? – предложил мне Милославский, стоя у двери «бомбардье», в багажник которого его молодцы закидывали какие-то сумки.

– Не откажусь. Никогда на такой не ездил.

– Говорят, обычная машина, ничего сложного, – добавил он.

– Я тоже так думаю. Ладно, увидим.

Все были какими-то сосредоточенными и молчаливыми, даже двое «упродов», теперь уже просто вохровцев, – управление расформировали, а его остатки придали комендатуре. Но хлопцы остались те же самые, которых мы возим туда через неделю. Расселись, я завел двигатель, хрипловато затарахтевший за спиной: моторный отсек был сзади. Затем машина тронулась с места, легко поехала по укатанному снегу дороги, вполне нормально реагируя на повороты управляющих лыж. Затем мы продавили сугроб и выбрались на целину.

И опять ничего страшного не случилось. Да, появилось какое-то усилие, но ехали бодро, только снег шуршал и скрипел под полозьями и гусеницами. Настя сидела справа от меня, задумчиво глядя в окно на проплывающие мимо заснеженные поля, перелески, на низкое небо, затянутое облаками, которые так и продолжали понемногу подсыпать снега на окружающий мир.

Вот и все, наступил момент истины. Все кусочки головоломки стали на свои места, образовав картину. Надеюсь, что они действительно на своих местах и я ничего не перепутал, потому что исправить то, что мы сделаем, уже не получится. Скоро все решится. Не думаю, что Милославский будет тянуть время, – я по лицу вижу, как ему не терпится сделать то, к чему он так долго стремился. И мы к этому стремились, пусть совсем и по-другому.

Сейчас, теперь уже все сейчас случится.

Никто ни слова. «Упроды» истуканами сидят, сжимая автоматы, Милославский делает вид, что занят с бумагами, но я вижу, что он просто смотрит в эти бумаги и даже страниц не перелистывает. А я… я как на свои похороны еду. Или на воскрешение. Жду чего-то… не знаю, жду и все.

Рычит двигатель, нас потряхивает на неровностях. Хорошая машина «бомбардье», хоть на «пухляк», какой бывает в полях в мороз, я бы на ней не поехал. Это профессору комфорта даже сейчас захотелось.

Где я мог ошибиться, что я мог неправильно понять? Все прокручиваю и прокручиваю в голове цепь событий, ищу ошибки. А толку? Отказаться в последний момент, развернуть машину? В принципе можно, но тогда я уже никогда не узнаю, был я прав или нет. Тогда – века существования в пожираемом Тьмой унылом мире. В Отстойнике. В Чистилище.

Нет, не хочу.

Или пан, или пропал.

Сейчас все выясним.

В салоне тепло, снег на стекле тает. Время от времени щетки включать надо, смахивая капли. Затем щетки покрываются льдом, и приходится останавливаться, выбираясь в глубокий снег, для того чтобы их оббить. И дальше едем.

И вот точка. Еще два бойца нас ждут. Ворота открыты, «бомбардье» неторопливо заезжает на площадку перед срубом. У этих двоих лица тоже такие… в курсе они всего, ждут. Все ждут, все что-то знают.

Со щелчками открываются двери, все выходят наружу, на утоптанный снег, скрипящий под подошвами. Милославский, запахнув расстегнутую дубленку, повернулся к рыжему парню, сказал:

– Коля, все, пора.

Пора так пора. Все как и ожидали. Коля направил на нас автомат, сказал:

– Замерли оба.

Мы замерли, подняв руки. Похоже, что я все угадал. Похоже. Сейчас убедимся окончательно.