Книга Расцвет и упадок цивилизации (сборник) - Александр Александрович Любищев

видевшая в Филиппе объединителя эллинов. Неясен вопрос, почему империя Александра оказалась непрочной, потому ли, что Александр умер слишком рано и не смог консолидировать государство, или просто потому, что он был хотя и культурный, но все же просто солдат и не был подлинно государственным деятелем.

Хотя и «Государство» Платона и «Политика» Аристотеля являются интереснейшими и талантливейшими произведениями, у обоих имеются весьма серьезные существенные недостатки: довольно правильно ставя цели государства (благо граждан), они слишком робки в конструктивных идеях и боятся крупного государства. Подлинной теории государства эллинская культура, видимо, не дала.

Может быть, нельзя отказать Риму в заслуге построения первого практически сносного государства, но для Рима государство было самоцель, и развитие подлинной прогрессивной культуры у них далеко не пошло. Рим не разрушил Афин, и Афины долго считались еще центром культуры, но на Сиракузы второй раз выпало несчастье быть местом столкновения претендентов на гегемонию, и если первый раз (415 г. до н. э.) Сиракузы оказались на стороне победителей, то во второй раз (213 г. до н. э.) им пришлось хуже: со смертью Архимеда как будто кончается блестящая сицилийская математическая школа (пусть историки меня поправят, если я не прав) – не была ли она растоптана римским солдатским сапогом? И если мы привыкли по инерции стоять на стороне Рима в борьбе его с Карфагеном, то не пора ли пересмотреть этот вопрос? Не была ли несчастьем для человечества победа, по-видимому, менее культурного Рима над более культурным Карфагеном? Архимед был доблестным защитником Сиракуз, входивших в карфагенскую коалицию. По своему культурному уровню Рим мог оценить афинскую литературу, но до математики Архимеда ему было далеко, и математика так и не развилась в Риме. Поэтому можно, вероятно, упрекнуть Рим не в том, что он плохо усвоил эллинскую цивилизацию, а в том, что из всей этой цивилизации он усвоил только афинскую (или почти только афинскую). Великолепные развалины карфагенских сооружений, виденные мною в фильме «Африка», наводят на мысль, что Карфаген, объединив в своих пределах высокую материальную и духовную культуру (в Сицилии, а может быть, и в других местах), имел более предпосылок для прогрессивного развития, чем Рим.

А отсюда заключение: нет серьезных оснований для того, чтобы считать битву при Сиракузах Пелопонесской войны роковой для истории человечества. Антиафинская коалиция заключала в себе части Великой Греции, по культурному уровню стоявшие не ниже, а, вероятно, даже выше Афин. Как ни отвратительны многие черты устройства Спарты, победа спартанской коалиции не привела к культурному снижению Афин, а тем более союзников Спарты – Сицилии и других областей. Нет никаких оснований предполагать, что в случае победы Афин они стали бы подлинным политическим и культурным центром Великой Эллады, так как государственный строй Афин обладал крупнейшими дефектами и, хотя в некоторых отношениях он действительно дал намек на подлинную культурную демократию, очень часто проявлял черты самой отвратительной охлократии, широкой олигархии.

Ульяновск, 1954 год

О кинофильме «Иван Грозный», часть вторая

Вчера видел в кино вторую часть «Ивана Грозного» режиссера С. Эйзенштейна. Как известно, двенадцать лет тому назад о нем упоминалось в постановлении ЦК ВКП(б) о кинофильме «Большая жизнь» от 4 сентября 1946 года в числе неудачных и ошибочных фильмов. Мотивировка такой квалификации заключается в словах постановления: «Режиссер С. Эйзенштейн во второй серии фильма „Иван Грозный“ обнаружил невежество в изображении исторических фактов, представив прогрессивное войско опричников Ивана Грозного в виде шайки дегенератов наподобие американского Ку-Клус-Клана, а Ивана Грозного, человека с сильной волей и характером – слабохарактерным и безвольным, чем-то вроде Гамлета».

Естественно, можно подумать, что фильм изменили или что-либо выкинули, но, во-первых, это трудно сделать за смертью Эйзенштейна, а, во-вторых, просмотр картины показывает, что такое заключение Сталин действительно мог сделать: Иван Грозный и в самом деле представлен мятущимся неуравновешенным человеком (что и было в действительности), а опричники как коллектив (за исключением Малюты и обоих Басмановых) выступают только раз в сцене дикой пляски на пиру у Грозного, после который они немедленно отправляются в церковь (что тоже соответствует действительности). Жестокостей опричников совершенно не показано, заслуг их тоже (но их и не было), так что если и можно было упрекнуть Эйзенштейна, то в том, что он, не говоря неправды в отношении опричников, смягчил их деятельность и представил их безалаберными забулдыгами (кроме Малюты, конечно), а не теми кромешными злодеями, какими они были. Обвинение Сталина (ЦК тоже), таким образом, имеет тот смысл, что режиссер недостаточно лакировал и фальсифицировал историю. Но стремление к идеализации и лакировке Грозного и фальсификации истории Эйзенштейн все же проявил.

Прежде всего, вторая серия касается только одного эпизода, так называемого боярского заговора, по всей вероятности, целиком основанного на фальшивых документах, подобных таковым сталинской эпохи. Искажена роль святого Филиппа, который в фильме является сознательным открытым защитником боярской власти, а не печальником за народ, каким он был. Пимен показан не как завистник Филиппа, а (разговор с Ефросиньей) как человек, будучи председателем суда над Филиппом, подготовивший ему гибель с целью облечь того ореолом мученика. Истинная судьба Филиппа в картине не раскрыта[223]. Совершенно выдуман эпизод с покушением на жизнь Грозного какого-то Петра по замыслу Ефросиньи. Владимир Старицкий, которого боярство (в заговоре с поляками) выдвигает на место царя, сам показан глуповатым и не желающим быть царем. Когда его Грозный призывает к себе и приветливо с ним обходится, тот говорит царю, что на жизнь Грозного готовится покушение, и хотя прямо не говорит, но выходит, что кандидатом в цари является он, Владимир. Грозный приказывает одеть Владимира в царскую одежду, и поэтому заговорщик убивает не царя, а Владимира. Восторг Ефросиньи: «Нет больше Ивана!» и отчаяние, когда она узнает правду. А Петра Грозный приказывает отпустить, так как тот убил не царя, а злейшего врага его. Показано «пещное действо» в церкви (с отроками Ананием, Азарием и Мисаилом), судя по всему, организованное боярами, чтобы под видом Навуходоносора обличить Грозного.

Таким образом, фальсификация истории несомненна: 1) центральным пунктом выставлен боярский заговор, и так как фильм начинается с перехода Курбского к Сигизмунду, то вывод очевиден – напряженная борьба с боярами была необходима и явилась почетным делом царствования; 2) фальсифицированы образы Филиппа и др.; 3) совершенно выдумано покушение на Грозного и убийство Владимира Старицкого; 4) главным инициатором казней выставлен Малюта, честный пес царя, которого все-таки Иван другом не считает и скорбит о своем одиночестве (другом он считал Курбского); 5) совершенно не показаны жуткие зверства опричников.

Конечно, все эти фальсификации не идут ни