Книга Закат блистательного Петербурга. Быт и нравы Северной столицы Серебряного века - Сергей Евгеньевич Глезеров

уже скоро привык, перестал замечать свою голизну и со всей радостью воскрешаемой жизни предался солнцу, ветру и воде. Стыдно еще бывает, пока белый, а когда почернеешь, как негр, кожа становится естественным костюмом; это особенно чувствовалось в конце лета, когда я брал с собою кого-нибудь из приезжих писателей, и он казался голым в своей белизне и несчастным, а на меня смотрел так, точно я во фраке».

«Случилось это под самый сочельник»

«Что вам больше всего нравится в рождественских праздниках?» – с таким вопросом в декабре 1910 года обратилась «Петербургская газета» к известным деятелям художественного и артистического мира Северной столицы.

«Для меня самое приятное в праздниках – это возможность хотя бы некоторое время пожить эгоистично, вполне для себя, и прежде всего сбежать из Петербурга со всей его суетой, чопорностью и деловитостью», – ответила на вопрос интервьюера писательница Т.П. Щепкина-Куперник.

«Праздники – это одна тягота и ужас! – восклицал артист К.А. Варламов. – Я жду их, как бича, который, подобно смерти, нельзя предотвратить. Судите, что мне приходиться раздавать: этот сонм курьеров и прочих служащих при театре, эта масса неимущих родственников, крестников и т. д. Приближение праздников напоминает мне тучу, от которой никуда нельзя укрыться. Но что делать: нужно повиноваться!»

А вот что ответил художник Н.К. Рерих: «Нам, художникам, больше всего нравится в праздниках возможность поработать. Художники, как и вообще все люди свободных профессий, особенно любят праздник именно за то, что могут спокойнее, чем всегда, работать».

А как отмечали рождественские праздники представители литературно-артистического мира Петербурга? «С бокалом в руке интеллигентная Россия высказывает вслух наилучшие пожелания в наступающем Новом году», – замечал современник в начале 1900-х годов. Чего же желали себе и матушке-России тогдашние звезды политики, культуры и искусства?

Столичные газеты в начале ХХ века почти каждый новый год печатали рождественско-новогодние «анкеты», в которых «звезды» говорили свои праздничные тосты. Все были едины в одном, как и сегодня: «Здоровья, счастья, мира! Успокоения исстрадавшейся матери-родине!» Политические деятели добавляли свои пожелания: «Прогресса! Реформ! Законов!»

Вот, к примеру, за что поднимал свой бокал известный думский деятель А.И. Гучков: «Родине желаю мира и просвещения. Думе желаю оправдать возлагаемые на нее надежды». «Дай Бог, чтобы не было войны» – таково было новогоднее пожелание А.И. Куприна на 1913 год. Свой тост предлагал и один лидеров кадетской партии Ф.И. Родичев: «Я желаю счастья и здоровья думской оппозиции!»

«Я желаю любви и согласия. Качества, столь редкие в наше жуткое время», – поделилась балерина императорских театров М.М. Петипа, дочь известного балетмейстера и танцовщика. Правда, деятели искусства, в отличие от политиков, больше говорили о себе. «Я бы желал, чтобы газеты перестали клеветать на меня в своих рецензиях, будто я не знаю ролей и прибегаю к кренделям, – возмущался актер Александринки К.А. Варламов, сыгравший там более двухсот ролей. – Я сам презираю актеров, которые не учат ролей. Надо быть свиньей, чтобы выйти на сцену, не зная роли».

И.Е. Репин желал выздоровления русскому искусству, поскольку оно серьезно больно. «Все органы и мозги его почернели, – восклицал художник. – Посмотрите на этот бесформенно разлагающийся кубизм. Какой ужас! Какое несчастье! И страшно, и больно!»

Рождественские номера петербургских газет и журналов пестрели самыми разнообразными рассказами, связанными с сочельником. Как известно, с таинственной ночью перед Рождеством во все времена было связано много переживаний и загадочных историй. «Случилось это под самый сочельник!» – так обычно начинали свое повествование рассказчики в святочный вечер.

К примеру, на Рождество 1911 года «Петербургская газета» отвела несколько полос «рождественской анкете» под кричащим заголовком: «Ужасы жизни. Общественные деятели – о роковых моментах своей жизни». Историями, достойными сочельника, делились на страницах газеты многие известные в Петербурге личности.

К примеру, ректор Академии художеств Л.Н. Бенуа рассказал историю, как несколько лет назад в компании знакомых и друзей совершал маленькое путешествие по Финскому заливу, и за Кронштадтом яхта села на мель. Вокруг не было ни лодки, ни парохода. «Несколько часов мы сидели на мели, будучи не в силах сдвинуться с места, и только случайная помощь помогла нам выйти из отчаянного положения».

Каждый вспоминал свой момент ужаса. Архитектор П.Ю. Сюзор поделился ужасом, который он испытал, попав в катастрофу на железной дороге. А певица А.Д. Вяльцева заявила, что не принадлежит к числу пугливых дам и единственное, чего боится, так это лягушек. Как признавался писатель А.И. Куприн, для него момент ужаса – когда его «обливают с головы до ног грязными помоями кой-какие грязно-помойных дел мастера… Ужас я переживаю во время каждой очередной клеветы на меня…»

Известный писатель Л.Н. Андреев пережил ужасную историю почти под самое Рождество 1910 года. Правда, этот случай был мало похож на святочную историю. Драма разыгралась в доме писателя в Ваммельсуу.

В первом часу ночи, когда писатель с увлечением занимался литературной работой, к нему в кабинет ворвался обезумевший слуга Абрам и попытался его убить. Целясь в писателя, он выстрелил. Рука дрогнула, и пуля всего на полвершка пролетела мимо. Как оказалось, слуга стрелял из пистолета, подаренного ему самим писателем. Непонятно, каким образом, но после происшествия безумному слуге удалось скрыться.

По словам самого Андреева, Абрам был бездомным бродягой, которого он год назад пожалел и приютил у себя. В его обязанности входило следить за автомобилем, смотреть за водокачкой, ухаживать за садом. Однако уже тогда было заметно, что Абрам был нервным, неуживчивым и озлобленным. Вся остальная прислуга жаловалась на него, и писателю не раз приходилось делать ему выговоры, а тому это, естественно, не нравились…

После печального происшествия на дачу к Андрееву сразу же приехали его добрые знакомые, чтобы помочь писателю пережить трудные минуты. Потрясенный случившимся, писатель говорил: «Я слишком хорошо относился к своей прислуге, и теперь за это расплачиваюсь…»

Поединок на Крестовском

По какому только поводу не выходили к барьеру представители столичной аристократии! Защищали свою репутацию, честь себя, честь дамы, честь мундира, и еще много чего. А в конце августа 1906 года в Петербурге произошла «политическая дуэль», когда на поединок вышли два петербуржца, не согласные с политическими воззрениями друг друга. Одного из них в столице знали очень хорошо: это был знаменитый актер Мамонт Дальский.

Как сообщалось в печати, дуэль между Мамонтом Дальским и неким офицером стрелкового полка С., близким к журналистике, «состоялась на почве политического спора». Их ссора произошла 25 августа на товарищеском ужине в литературно-художественном клубе. Офицер высказывал ультрареакционные взгляды на настоящее положение России, а Дальский горячо возражал ему (актер аполитичностью не отличался, а впоследствии, в