Книга Предатель рода - Джей Кристофф

Забавно, но ее папа никогда не трогал.

Она не понимала почему. Он бил их мать так, что она не могла ходить. Он лупил Йоши, как подушку. Но ни разу в жизни он не тронул ее.

Она была его маленьким цветком. Его Ханой.

Стояла осень, и урожай бутонов с их жалких лотосов уже собрали и отдали на заводы для переработки в чи. Земля была в ужасном состоянии – почернела и в худшем случае шла трещинами. Во время работы они держались подальше от обугленной почвы. Прошлым летом Хана споткнулась и упала на мертвую землю, и потом целую неделю ее рвало, она лежала в бреду, плача черными слезами.

На улице стояла жара, и брат с сестрой, измученные и грязные, к закату едва ползли домой, как побитые собаки, всё равно желавшие прижаться к ногам хозяина. На столе уже стояли треснувшие тарелки и букет сухой травы. Во главе сидел на коленях отец, уже употребивший полбутылки, и его щеки и нос горели лопнувшими капиллярами. На культе, блестящей и розовой, на месте правой руки не было повязки. На стене за ним, сверкая, как ракушки на безлюдном пляже, висели медали – остатки старой жизни. Трофеи, напоминавшие о том, как переводчик-буракумин спас семнадцать бусименов-кицунэ. Героизм безродного пса сохранил жизни взводу чистокровных членов клана.

Их мать стояла в крохотной кухоньке и варила рис с приправой, которую она выудила бог знает откуда. Бледная кожа, пустой взгляд голубых глаз, черная кайма под ногтями, оставшаяся с тех пор, как она в последний раз красила волосы.

Еще один трофей для героя.

Хана умылась и молча опустилась на колени в ожидании еды. Страх всегда сидел в ней, в самой глубине ее разума. Она слышала, как отец налил себе еще одну рюмку. Тени в комнате удлинялись, чернота вокруг стола медленно сгущалась. Она почувствовала тяжесть на плечах, и в воздухе будто повис в ожидании ответа вопрос.

Что выведет его из себя сегодня вечером?

Йоши опустился на колени напротив нее, на голове у него была шляпа, повязанная под подбородком. Три дня назад он выиграл ее в оичо-кабу у городского парня и ужасно гордился этим. Он расхаживал перед ней, как изумрудный журавль перед самкой, и смеялся разбитыми губами.

– Сними эту штуку, – прорычал отец.

Вот оно. Начинается.

– Почему? – спросил Йоши.

– Потому что ты выглядишь по-дурацки. Это мужская шляпа. Она слишком велика для тебя.

– Разве не ты говорил мне всегда быть мужчиной?

Нет, Йоши, не нарывайся, пожалуйста.

– А мне нравится, такой красавчик, – улыбнулась мать, поставив на стол горшок с дымящимся рисом.

Кожа в уголках усталых голубых глаз, полных любви, собралась морщинками, когда она посмотрела на сына. Ее Маленький Мужчина.

Отец повернулся к ней, и Хана увидела выражение его лица. Ее сердце ушло в пятки, во рту пересохло.

– Что ты, черт возьми, понимаешь? – брызнул он слюной сквозь стиснутые зубы.

О боги…

Мать побледнела еще больше, и нижняя губа задрожала. Она отступила на полшага назад, испуганная, онемевшая. Говорить что-либо в этот момент не стоило – умолять, извиняться, даже просто хныкать. Беспомощная, как полевая мышь в тени черных крыльев.

Здоровой рукой отец схватил бутылку саке, стиснув ее так, что побелели костяшки пальцев, и поднялся на ноги.

– Ты, бесполезная гайдзинская шлюха, что ты понимаешь, я тебя спрашиваю?

И тут он размахнулся. Размахнулся специально для этого.

Хана видела, как бутылка влетела в челюсть матери. Время замерло. В воздух взлетали красные брызги вперемешку с зубами. И тут что-то теплое и липкое упало ей на щеку, а лицо отца в этот момент исказилось до неузнаваемости. Он орал, что должен был оставить ее там, на ее проклятой родине, с ее ублюдочным народом, и потрясал обрубком, в котором когда-то держал меч.

– Смотри, что они отняли у меня! – Лицо багровело, кожа натягивалась. – Смотри на это! И за всё это мне досталась ты!

Он навис над матерью, и впервые, сколько Хана себя помнила, она увидела ярость, горящую в этих сияющих голубых глазах.

– Ты – свинья. – Из-за сломанной челюсти слова матери звучали невнятно. – Пьяная свинья. Ты хоть знаешь, кто я такая? Ты даже не представляешь, кем я была!

Плевок попал ему прямо на губы, и он снова поднял бутылку.

– Зато я точно знаю, кем ты станешь сейчас…

Йоши открыл было рот, поднимаясь с колен и протягивая руки к матери. Но бутылка уже опустилась, разбилась о голову, а затем вгрызлась ей в горло. Брызнула кровь, густая, горячая, яркая. И Хана сделала то, что сделала бы в тот момент любая тринадцатилетняя девочка.

Она закричала.

* * *

В ночи раздавались взрывы, и они вытащили Хану из забытья, вернув обратно в мир за оконным стеклом. Она увидела пылающую гавань, небо на юге было словно разрисовано огнем из баллончика. Над городом поднимались огромные черные клубы дыма. Запах горящей чи смешивался с запахом надвигающегося дождя.

– Яйца Идзанаги. – Йоши покачал головой. – А кто-то возмущался, что не попадет на свадьбу сёгуна…

Хана попыталась избавиться от страха, закрыла глаз и нахмурилась.

– Я почти ничего не чувствую. Крыс вокруг не так много.

– Огонь нервирует маленьких. А крупные открыли кафе на свежем трупе в двух кварталах к северу. Время ужина.

Хана отошла от своего удобного пункта наблюдения возле окна, опустилась на колени у стола и стала слегка раскачиваться взад-вперед. Она уставилась на соломенную шляпу Йоши, на рваную дыру, проделанную разбитой бутылкой в ее полях. Не желая ничего вспоминать.

– Где, черт возьми, этот пацан? – прошипел Йоши.

– Может, нам надо пойти поискать его?

– Тебе охота соваться на улицу? Во все это?

– Джуру нет весь день, Йоши. Ты не переживаешь?

– Переживаю, конечно.

Йоши закусил ноготь и замолчал. Хана снова посмотрела на окно.

– Боги, похоже, весь город разваливается на куски…

Она снова протянула руку в Кеннинг и почувствовала, как десятки крошечных искр собираются на севере. Она ощущала их голод, их запах в уголках рта. Она потянулась к Дакену, крадущемуся по крышам на западе, у самого края границы общения.

К северу от гостиницы – стая крыс.

…и что…?

А то. Будь осторожен на обратном пути.

…я кот…

Их очень много.

…мяу…?