Книга Bella Германия - Даниэль Шпек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Раздобудь мне ее номер, Джованни. – Он умоляюще посмотрел на дядю.
– Какой же ты идиот! Адвокат, вот кто тебе сейчас нужен, а не она.
Трясущейся рукой Винченцо пригладил волосы. Он до крови разбил голову о дверь камеры. Ничего не ел уже несколько дней. Тюрьма располагалась в самом центре Мюнхена. Таня совсем рядом – и в то же время дальше, чем когда-либо.
– Зачем мне адвокат? Кто я теперь для нее… иностранец, да еще и преступник.
– Черт возьми, да прекрати ты ныть наконец! – Джованни стукнул кулаком по столу. – Веди себя как мужчина!
Винченцо вскочил, заметался, но потом прикусил губу и подавил подступающие к глазам слезы. Рухнул в бессилии на стул.
– Я отец, Джованни. Это все, что я успел сделать в жизни. Найди мне ее и ребенка, умоляю тебя…
Взгляд Джованни смягчился.
– Va bene[156]. Обещаю.
Могла ли я ему верить?
Винченцо видел себя жертвой, но в представлении моей матери все было совсем наоборот. А Таня даже в самых безнадежных ситуациях умела разглядеть в человеке лучшее.
– Я думала, ты просто забыл меня.
– Это она тебе так сказала?
– Ну… да. Про тюрьму я узнала позже. А до того… «папа в Италии».
Глаза Винченцо подозрительно сузились.
– Все было не так. Я умолял ее привести тебя. Это она не хотела, чтобы ты видела меня через решетку.
Что ж, возможно. Но спроси Таня меня, я предпочла бы увидеть отца через решетку, чем не видеть его совсем.
Я изучала лицо Винченцо – смесь высокомерия и ранимости. Я отвернулась.
– Пойдем…
Мы молча покинули «Луна-парк» и сели в машину. Винченцо за руль. Я погрузилась в размышления.
– Как она вообще, Таня? – неожиданно спросил он.
– Все в порядке.
– У тебя есть братья, сестры?
– Нет.
– Она когда-нибудь была замужем?
– Нет.
– Похоже на нее. – Он закурил.
– А ты? Ты был счастлив с Кармелой?
Винченцо выпустил в окно струйку дыма. Прежде чем он успел ответить, зазвонил мой телефон. Я медлила. Это была мать. Как будто что-то почуяла на расстоянии.
– Юлия, все в порядке?
– Да.
– Мне тебя встретить?
– Не надо.
– Где ты сейчас?
– Еду в машине.
– Ты… решила развеяться?
– Нет.
– Ты одна?
– Нет.
Больше она ни о чем меня не спрашивала. Но я чувствовала: она боится.
– Юлия, я только одно спрошу… Ты сможешь когда-нибудь простить меня?
Я молчала. Ждала. На том конце провода словно что-то оборвалось.
– Я должна была сделать это, Юлия… Сжечь мосты. Иногда нужно забыть прошлое, чтобы двигаться дальше.
«Забыть прошлое», вот как это у нее называется.
– Я повела себя как эгоистка.
– Да.
Некоторое время мы молчали. Винченцо нервно косился на меня.
– Мы едем в больницу, – сказала я. – К отцу Винченцо.
– Что за больница?
Я задумалась. Хотела ли я ее там видеть? Зачем? Чтобы показать им, чью сторону выберу?
– В Богенхаузене.
Ну вот, теперь я предала их обоих.
Винченцо молчал. Я взяла сигарету из его пачки.
– Она приедет, как ты думаешь?
– Не знаю.
Он поднес мне зажигалку.
– Так вы увиделись с ней тогда?
Винченцо вздохнул. Очевидно, воспоминания давались ему нелегко.
– Джованни раздобыл ее номер. Я ей позвонил, но она так и не пришла.
– Я уже родилась к тому времени?
– Да. Таню я увидел только в зале суда.
У меня закружилась голова.
– Мне она говорила, что навещала тебя в тюрьме.
– Ты мне не веришь?
Я молчала. Я не хотела быть к нему несправедливой, но слишком устала от лжи.
– Послушай меня. Твоя мать говорила тебе то, что считала нужным, но ты хочешь выслушать и другую сторону, ведь так? До Мюнхена четыре часа, времени более чем достаточно. Только скажи – и я не пророню больше ни слова. Решать тебе.
Винченцо волновался больше моего. Это его история искала выхода. Но можно ли было ей верить? Иногда ложь не ложь в прямом смысле этого слова, а освобождение, выход из тупика. Каждый боится признать себя виноватым, так складываются разные версии одних и тех же событий. Но в истории Тани и Винченцо в любом случае недостает еще одной части – моей. Оказывается, я была любима больше, чем могла себе представить.
Итак, странствия Винченцо закончились. Безбрежное небо над головой свернулось до восьми квадратных метров.
И опять эти невыговариваемые немецкие «составы». «Камера предварительного заключения», «товарищи по камере предварительного заключения», «болтовня товарищей по камере предварительного заключения» – все это в одно слово, разве не забавно?
Когда Винченцо увидел Таню, у них не было возможности поговорить друг с другом. Только друг о друге.
Он сидел на скамье подсудимых, она стояла на свидетельском месте – в пончо, которое связала собственными руками. И выглядела необыкновенно женственно, несмотря на короткую стрижку.
Таня ни в чем не обвиняла Винченцо. Говорила, что знала его со времен коммуны, подбирая слова осторожно, чтобы самой не залезть в петлю.
Полицейский, в которого она стреляла, выжил. По счастью, пуля лишь задела ему бедро. Он находился в зале суда и узнал Винченцо. Таня и Олаф тогда были в масках, Винченцо – нет.
– Господин Маркони, – сказал прокурор, – вы по-прежнему утверждаете, что не знаете имен ваших сообщников?
– Да.
– Пострадавший говорит, что вы сидели за рулем. Как это у вас получилось – одновременно вести машину и стрелять?
– Как-то получилось.
– Ничего не понимаю, – недоумевал адвокат Винченцо в перерыве. – Вы не хотите назвать имена грабителей – ладно. Я не могу вас к этому принудить, пусть даже в этом случае наказание будет смягчено. Но почему вы отрицаете, что стрелял один из них? Зачем вы взваливаете на себя вину за то, чего не совершали? Ведь если очевидцы…
– Потому что так оно и было. Стрелял я.
