Книга Любить монстра. Краткая история Стокгольмского синдрома - Микки Нокс

– Что крутого в том, чтобы перестрелять всех? Мы хотя бы деньги зарабатываем.

– Ну, так это… просмотры. Правда, их уже поймали, они ничего не успели заработать, зато последние дни в лучах славы проведут, – тушуется несчастный парень.

– Мне пора, – бросаю я и иду к Верене. Парень что-то кричит вслед, но он настолько меня взбесил, что я не слышу его.

– Ну как? – спрашивает Виктор.

– Все отлично, поехали к бару, – говорю я и обнимаю Верену.

Конечная станция метро. Где-то на окраине южного Бостона. Рядом набережная, на которой мы и располагаемся вместе со своими ноутбуками и планшетами. В Европе набережная – это самое туристическое место. Здесь все совсем по-другому. По ту сторону реки нагромождение небоскребов, а здесь – бетон, вода, склон и палатка с корн-догами[17]. Если пройти чуть дальше, наткнешься на пару кафе, а здесь вообще ничего нет. Впрочем, wi-fi есть, и нас это устраивает.

– Лет десять назад эта набережная была главным местом встреч здешней мафии, – говорит Ленц.

– Так себе здесь, однако, мафия, – отвечает Стивен.

Спустя два часа все готово. Верена и Ленц нашли всех парней с того видео и пригласили в бар на углу, рядом с подземным переходом. Одному прислали флаер с информацией о бесплатном пиве в этот день. Другого Верена пригласила на свидание. Третий обещал прийти на трансляцию футбольного матча, ну и бесплатное пиво его тоже привлекло. С четвертым все оказалось сложнее. Его жена не отпускала. Пришлось создать общую беседу, и он повелся. Пятого они сами пригласили. Оставшиеся часы пьем пиво из бумажных пакетов и пытаемся придумать, чем будем заниматься дальше. Сходимся на том, что будем снимать рекламу. У нас вообще-то неплохо это и так получалось, но теперь все будет по-серьезному. Мы все хотим в это верить.

Я рисую город. С каждым часом становится все темнее, и рисунок кажется все более мрачным. Когда заканчиваю, города на бумаге практически не видно.

– Хочется сделать что-нибудь американское, – говорит вдруг Ленц.

– Что ты имеешь в виду? – спрашивает Верена.

– Не знаю. Чизбургеров поесть, в ток-шоу поучаствовать. Я завтра в Париж улетаю, хочу почувствовать дух Америки.

– Почему в Париж?

– А почему бы и нет? – пожимает плечами Ленц. – Там продают одну очень редкую бабочку.

– В буквальном смысле, или ты говоришь о проститутках? – спрашиваю я.

– Это же Ленц, конечно в буквальном, – говорит Верена. – Нам пора.

По дороге с набережной проходим мимо чьего-то частного дома. Там какое-то дикое количество людей собралось на заднем дворе. Они жарят барбекю и веселятся. Дети бегают, стреляют друг в друга из водяных пистолетов, толстый мужик, по виду итальянец, рассказывает что-то собравшимся вокруг мужчинам. Две женщины лежат на шезлонгах. Два парня и девушка помладше подходят к толстому мужику и просят о чем-то. Тот смеется и отходит в сторону. Девушка достает какой-то прутик и сует его в барбекю.

– Что это они делают? – спрашивает Верена.

– Зефир жарят. Никогда не понимал этой традиции, – говорит Стивен.

– Это ведь вполне по-американски, да? – спрашивает Верена у Ленца.

– Даже слишком, – говорит он.

Они проходят вперед, а я, как полный идиот, продолжаю смотреть на то, как это бывает, когда все хорошо. Как никогда не будет у меня. Когда подхожу к машине, вижу на капоте открытый набор отверток. Верена протягивает мне одну.

– Не понял, – говорю я.

– Что-то американское, – поясняет она и сует мне пакет с маршмеллоу. Этого зефира у нас пожизненный запас. Равно как кроссовок, газировки и сигарет Black Apple с дешевым виски. Спасибо рекламе.

– И как это делается? – спрашивает Виктор. Он с подозрением рассматривает зефир и отвертку.

Стивен с еще более скептическим видом показывает. Добавляя при этом, что это дикая гадость и самая мерзкая американская традиция в мире. Он насаживает белый кусок зефира на отвертку, чиркает зажигалкой и поджигает зефир снизу. Огонь тут же занимается. В воздухе появляется запах жженого сахара. Пламя шипит, фыркает и аккуратно обхватывает зефир со всех сторон. Спустя пару мгновений пламя стихает, и на отвертке теперь обугленный комок чего-то несимпатичного.

– Это едят? – с подозрением спрашивает Ленц.

– Попробуй, – предлагает Стивен.

Виктор берет с отвертки зефир.

– Это реально вкусно! – говорит Ленц.

По мне так белая и сладкая гадость под обугленной коркой – не самая вкусная вещь, но наблюдать за тем, как горит этот несчастный кусок зефира можно бесконечно. Со стороны пять человек с горящими отвертками в руках, видимо, выглядят странно.

– Девять вечера. Давай, рок-звезда, твой выход, – говорит Виктор.

***

Выпиваю полбутылки дешевого виски и захожу в бар. Флемми пойдет по тому переходу через сорок минут. Сегодня пятница. Рядом живут его родители, с которыми он ужинает сегодня. Естественно, будет пить. Он бы мог потом вызвать такси, но не с новой игрушкой. Той, которую ему подарила Луиза.

– Всем выпить за мой счет, – машу я бармену. Одобрительный вой парней у барной стойки. Они как раз обсуждали, что никакого бесплатного пива сегодня нет. Флаеры оказались чьей-то злой шуткой.

– И кому такое в голову прийти могло? – пожимаю я плечами и чокаюсь с новыми знакомыми.

– А ты откуда? Я тебя здесь никогда не видел, – спрашивает коротко стриженный парень. Он опирается на стойку, и я вижу татуировку на его руке.

– Мою сестру один парень обидел, хочу разобраться, – говорю я. По-моему, звучит очень в духе гангстерского кино. В реальной жизни так никто не разговаривает.

– Что сделал?

Через двадцать минут разговора все пятеро идут со мной разбираться. Когда вижу, что с нами увязался еще один парень лет шестнадцати на вид, такого вообще сюда пускать не должны, останавливаю его.

– Посторожи лучше столик здесь, – говорю я. Парень противится, но остальные поддерживают меня. Мол, это для взрослых.

Толпа пьяных отморозков вваливается в переход как раз в тот момент, когда на другой его стороне появляется Джереми Флемми.

– Это он, – тихо говорю я.

Больше ничего делать не нужно. Я оглядываюсь и вижу Верену. Она стоит в углу, возле стены. Иду к ней. Теперь мне остается только держать Верену. Мы стоим по углам перехода. Я с Вереной в одном углу, Виктор Стивен и Ленц – в другом. Места съемки. Верена держит камеру, а я держу ее. Мне кажется, так можно прожить жизнь. Она будет держать камеру, а я ее. Если ради этого нужно убивать, я буду убивать. По-моему, это нормально. Хотя есть подозрение, что уголовное право здесь будет не на моей стороне. Ее нужно держать. И защищать. Всегда. Иногда от нее же самой. Мне почему-то вдруг хочется, чтобы вместо камеры была дочь. Представляете, да? Маленькая такая девочка в платье принцессы и с глазами, в которых написано «Пошел ты». Бывают же детские линзы, да? Или нет?