Книга От Мировой до Гражданской войны. Воспоминания. 1914–1920 - Дмитрий Ненюков

До Керчи переход был хороший, и яхту почти не качало, но в Керченском проливе затуманило, пошел сильный дождь и в узком извилистом фарватере стало трудно управляться. Пришлось стать на якорь и простоять до утра. Утром снова снялись с якоря и, все время имея сильный противный ветер, только к четырем часам дня добрались до Таганрога. В этот день я успел побывать только у Герасимова и познакомить его с моими делами. Мне нужно было получить 30 миллионов на покупку запасов продовольствия, так как цены росли в геометрической прогрессии, и затем получить на весь флот английское обмундирование. Первый вопрос зависел от Особого совещания при главнокомандующем, а второй от главного управления снабжения. Что касается наиболее интересующего меня вопроса об общем положении дел, то Герасимов смотрел оптимистично. По его мнению, виновником всех неудач был Май-Маевский, который ничего не делал и только пьянствовал без просыпа, но теперь удалось наконец уговорить общими силами всего совещания главнокомандующего его сменить и назначить вместо него генерала Врангеля. Все надеялись, что с новым руководителем большевики будет остановлены и мы снова пойдем вперед.

На другой день утром я представился главнокомандующему и изложил вкратце ему свои дела, по поводу которых приехал. Генерал Деникин был чрезвычайно мрачен, молча меня выслушал и приказал обратиться к соответствующим органам. На том и окончилась аудиенция. Выходя из кабинета в приемную, я увидел Врангеля. Вид у него был слегка взволнованный, но решительный. Я его один раз видел в Ставке, когда он приезжал туда в сентябре 1914 года, будучи только что произведенным в полковники и флигель-адъютанты, а также награжденным Георгиевским крестом за взятие немецкой батареи в Восточной Пруссии. В казачьей форме он казался еще выше ростом и, несомненно, производил сильное впечатление. Я немножко подождал в приемной, разговаривая с дежурным генералом Трухачевым, и слышал из кабинета громкие голоса, как будто спорившие. Генерал Трухачев сказал лишь, что отношения между обоими генералами неважные и что он боится серьезного конфликта. Долго оставаться было неудобно, и я удалился.

С главным начальником снабжения мне удалось сделать дело очень легко и скоро. Я получил все, что было мне нужно, к моему удивлению, в пять минут времени. Эта легкость впоследствии объяснилась. Большие запасы обмундирования были вывезены на север и при поспешном отступлении целиком попали в руки большевиков. Опасаясь того же и с другими складами, начальник снабжения совсем перестал высылать обмундирование на фронт и стал легко удовлетворять тыловые части.

Окрыленный успехом, я отправился к генералу Лукомскому и стал просить денег на продовольствие. Здесь дело пошло уже хуже. С большим трудом мне удалось объяснить генералу необходимость этой меры и получить его согласие на экстренное внесение в сегодняшний совет моей просьбы, так как я не мог долго оставаться в отлучке из Севастополя, но в конце концов он все-таки согласился.

От него я попал в штаб к генерал-квартирмейстеру[389] и застал его весьма сумрачным. На мой прямо поставленный вопрос о положении дел он мне ничего не ответил и рекомендовал обратиться к начальнику штаба генералу Романовскому. Я так и сделал. Начальник штаба меня принял сухо. Я прямо спросил, что мне как командующему флотом необходимо знать общее положение дел и соответственно этому работать в том или другом направлении. Я получил буквально следующий ответ: «Большевистское наступление будет продолжаться еще не более двух недель, затем они будут разбиты и побегут назад». Вначале я был окрылен этим ответом и сразу повеселел. Не знаю до сих пор, искренно ли говорил со мной генерал Романовский или умышленно говорил заведомую неправду, боясь поселить в тылу панику.

Вечером состоялось заседание совещания, на котором разбирался и мой вопрос. Министр финансов, конечно, возражал, но мои доводы, к счастью, одержали верх, и просимая сумма была мне ассигнована. Остаток вечера я очень весело провел в семье генерала Трухачева, а на другое утро получил все нужные мне бумаги по интересующим меня вопросам.

Обратный переход был совершен благополучно при прекрасной погоде.

Тотчас по приезде я командировал в Новороссийск приемную комиссию за обмундированием. Радость по этому случаю была большая. Все так оскудели в одежде, что получить новые башмаки или френч считалось большим счастьем, тем более что купить их было негде. Когда я еще уезжал из Одессы, мне одна сердобольная мамаша вручила ящик с обмундированием для своего сына-добровольца, и этот ящик так и путешествовал со мною и на Минеральные Воды, и в Новороссийск, и, наконец, приехал в Севастополь. По возвращении из Таганрога ко мне явился молодой человек и спросил, цел ли у меня ящик, отправленный ему мамашей. Я ему его вручил, и он тут же просил позволения его вскрыть.

Нужно было видеть его радость, когда он вынул великолепные сапоги. Он меня благодарил так, будто я его облагодетельствовал на всю жизнь.

Когда обмундирование пришло, то оказалось, что некоторых вещей на всех не хватает. Значит, неизбежны обиды и претензии. Я назначил комиссию под председательством контр-адмирала Остелецкого,[390] в которую входили представители всех судов и учреждений. Строевым частям, конечно, давалось преимущество. Комиссия распорядилась так толково, что ко мне не поступило ни одной претензии. Этого я никак не ожидал и по справедливости должен был отдать комиссии благодарность в приказе. Я и мой штаб также участвовали в раскладке, и мне присудили английские башмаки весом не меньше двух кило и непромокаемый плащ. Эти сапоги у меня до сих пор целы и хранятся в виде реликвии.

По продовольственному вопросу был назначен интендант – очень толковый человек, и ему дали несколько помощников по его выбору. Нужно было закупить муки, сахару, чаю, картофелю и круп. Помощники интенданта разъехались в разные стороны и привезли с собой закупленные материалы. К сожалению, 39 миллионов по тогдашней цене денег было очень мало. Чтобы удовлетворить все требования, нужно было по меньшей мере 100.