Книга Перелом. От Брежнева к Горбачеву - Олег Гриневский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разумеется, советскую делегацию никто об этом не проинформировал и мы продолжали твёрдо выступать против использования самолета нейтральных стран. А наши выступления, естественно, воспринимались другими делегациями, как стремление набить цену в дипломатическом торге. Ведь сам министр в Москве дал на это согласие. Поэтому очень скоро к Швейцарии присоединились Австрия, Швеция, Финляндия. На Конференции образовался мощный хор, выступающий в поддержку использования самолета нейтральных стран.
Однако опасений военных и КГБ они не развеяли — шпионская аппаратура может быть установлена на самолете нейтральной страны даже без ее ведома — на то и существуют спецслужбы. Конечно, так прямо в лоб нейтралам это не говорилось. Тут была избрана другая, более хитрая тактика. Упор делался на необходимость быстрого и эффективного проведения инспекции — нужно в кратчайший срок доставить инспекционную группу на место проверки. А перед началом инспекции принимающее государство захочет осмотреть самолет, и это отнимет драгоценное время.
Вот почему необходимо использовать самолет принимающего государства — это позволит избежать ненужной затяжки и обеспечит наиболее быструю доставку инспекторов и облет района инспекции. Ведь в конце концов, не сам самолет, а инспекторы и их разрешенная аппаратура проводят проверку.
Но спорить времени уже не было. Вопрос о нейтральном самолете мог стать тем препятствием, на котором споткнется Конференция на самом финише. Причем в самом невыгодном для нас месте, т.к. приходилось противостоять по существу совместной позиции НАТО и нейтралов. Значит, нужно было искать компромисс. А для этого надо было правильно понять, что заставило их сплотиться в этом, казалось бы, второстепенном вопросе — ведь не откровенное желание проводить шпионаж на территории Советского Союза. В этом еще можно было заподозрить США, но не добропорядочную Швецию или Швейцарию.
Из бесед складывалась такая картина. Нейтралам безусловно импонировала возможность поднять свою роль в обеспечении европейской безопасности — быть своего рода арбитром в спорах между НАТО и ОВД. Однако многие страны, как и мы, считали, что для проведения инспекции за мерами доверия нет острой необходимости использовать самолеты инспектирующего государства. Французы прямо говорили, что не видят в этом серьезного препятствия для проведения инспекции.
— Глаза важнее, чем крылья, — сказал Гашиньяр. Как настоящий француз, он умел изъясняться афоризмами.— Но мы не хотим создавать прецедент для предстоящих переговоров по ограничению и сокращению вооружений.
Поэтому напрашивался компромисс двоякого свойства:
— либо договориться о том, что выбор самолета будет происходить по добровольному соглашению между инспектирующим и принимающим государствами;
— либо дать согласие на использование самолета нейтральной страны при условии, что принимающее государство будет выбирать нейтральную страну по своему усмотрению.
Итак, две главные нерешенные проблемы терзали Конференцию к началу сентября — параметры уведомления и инспекции. Надо было действовать. В воскресенье 7 сентября делегация отправила в Москву телеграмму, где предложила упоминавшиеся выше развязки. На ней сразу появилась безымянная резолюция:
«Минобороны, МИДу и КГБ представить предложения о дополнительных указаниях».
В тот же день я вылетел в Москву для консультаций. А 8 сентября утром был в кабинете у Шеварднадзе. Поразительно быстро ввинтился этот человек в новую и совершенно не знакомую ему роль министра иностранных дел. Он не просто раздавал указания, а знал и разбирался в хитросплетениях позиций сторон даже на таких сложных и запутанных переговорах, как Стокгольмская конференция. Можно, конечно, спорить, правильную ли он проводил линию, но то, что он уже хорошо знал суть дела, — это бесспорно.
Вопросы его были резкие и колючие — он явно беспокоился, что у делегации не хватит директив для того, чтобы выйти на договоренность в последние часы торга на переговорах.
— Мне не нравится Ваша самоуверенность. Почему Вы думаете, что Вам удастся договориться о трех инспекциях? Почему Вы не просите про запас четыре — пять? Почему Вы не просите опустить порог уведомлений до 10 — 11 тыс. человек? Ведь все может случиться в последний день. А меня в Москве уже не будет — я буду в Нью— Йорке и некому будет обратиться к Михаилу Сергеевичу.
Я пытался объяснить, что проблем тут нет, хотя натовцы действительно оттягивают решение на последний момент. Пока они упорно стоят на уровне уведомлений 9 — 10 тыс. человек. Однако наверняка сдвинутся — наши контакты свидетельствуют об этом. Компромисс вырисовывается в пределах 13 — 14 тысяч. А на 12 тысячах договоренность гарантирована.
Но меня сильно беспокоит порог уведомлений по танкам. НАТО предлагает 150 — 200 танков, нейтралы — 250, а наша позиция — 350 — 400. Конечно, это их запросные позиции, но разрыв слишком велик. Поэтому договоренность можно ожидать в пределах 275 — 300 танков, и директивы нуждаются в соответствующих изменениях.
То же относится и к порогу приглашения наблюдателей. НАТО в неофициальном порядке называет 14 тыс. человек. Нейтралы — 16 тысяч. А наши директивы — 18 тысяч. Хотя сейчас мы еще стоим на 20 тысячах. Если тут произойдет затор, нужно разрешить делегации договориться в пределах 15 — 16 тысяч.
По всем этим вопросам предстоит упорная тяжба с минобороны. Поэтому лучше не растрачивать силы на бесполезную борьбу по тем вопросам, где мы на Конференции и так можем договориться, а сконцентрировать усилия на тех проблемах, где переговоры могут зайти в тупик.
Министр внимательно слушал, а в конце коротко резюмировал:
— Мы Вам поможем. Но учтите, соглашение нужно любой ценой. От этого сейчас зависит будущее внешней политики перестройки.
Сразу после встречи с Шеварднадзе была написана Записка в ЦК с новыми указаниями для делегации, где содержались развязки по параметрам и инспекциям. Министр поручил своему первому заму Ю.М. Воронцову согласовать их с Ахромеевым. Выбор его был не случаен: Воронцов — прирожденный дипломат. Ровный, спокойный, доброжелательный, он никогда не повышает голоса, хотя всегда твердо продвигает заданную линию, но делает это без надрыва. Кроме того, Воронцов всегда старался прислушаться и понять точку зрения военных. Ахромеев это знал и ценил.
Мы приехали в Генштаб в 9 часов вечера. В кабинете Ахромеева уже сидели генералы Червов и Медведев. Они прочитали наши проект директив, и маршал сразу же вспылил.
— Мы с вами сделали величайшую и, может быть, непростительную уступку, когда дали согласие на инспекцию. Чего греха таить — Вы вынудили меня к этому. Но Политбюро поставило ясное и твердое условие — одновременно должен быть отказ НАТО от уведомления о всей внегарнизонной деятельности. Где этот отказ? Мы громогласно объявили, что согласны на инспекцию, а НАТО по— прежнему настаивает на внегарнизонной деятельности.
Я ответил, что это не так — НАТО больше не ставит вопрос о внегарнизонной деятельности, хотя окончательно его не сняла. Мы тоже пока заявили лишь о готовности пойти на инспекцию. Сейчас мы вырабатываем формулу уведомления, в которой перечисляются все возможные виды уведомляемой военной деятельности. Если не договоримся о формуле, исключающей внегарнизонную деятельность, не будет соглашения по инспекции.
