Книга Дневник Верховского - Юрий Сафронов

После отказа Верховского подчиниться и дать нужные показания, его перемещали из одного следственного изолятора в другой, режим становился все более жестким, допросы проводились чаще и изощренней, однако он предъявляемые ему обвинения отрицал. Чтобы унизить, профессора Верховского заставляли мыть уборную и параши под окрики надзирателей, заставлявших его по несколько раз переделывать эту работу. Не добившись желаемых результатов от подследственного, его в феврале 1932 года переводят в Ярославль в изолятор особого назначения с тем, чтобы там окончательно сломить его физически и морально, заставить дать необходимые показания. Такова была «благодарность» за многолетнюю военную службу и участие в становлении Красной Армии.

Все-таки фортуна в 1931 году еше окончательно не покинула Верховского. Случилось так, что его в 1918 году допрашивал председатель ВЧК Феликс Дзержинский, и Верховский вскоре был освобожден, а в 1931 году – в допросах участвовал преемник «Железного Феликса» – Вячеслав Менжинский…

Сухой официальный документ гласит: «По постановлению Коллегии ОГПУ от 18 июля 1931 года “за антисоветскую деятельность” Верховский был осужден к высшей мере наказания – расстрелу, по постановлению того же органа от 2 декабря 1931 года высшая мера наказания была заменена заключением его в концлагерь сроком на 10 лет. 17 сентября 1934 года Верховский был досрочно освобожден»[597].

По воспоминаниям вдовы Александра Ивановича, Н. С. Мануйловой, на заседании Коллегии НКВД (ОГПУ. – Ю. С.) в составе двух прокуроров – Катаняна и Орловского и трех членов ОГПУ (с участием председателя коллегии ОГПУ В. Р. Менжинского. – Ю. С.), вынесенный прежде Верховскому приговор – расстрел – был заменен на 10 лет политизолятора[598].

Такое решение было принято большинством в один голос. Сейчас известно, что оба прокурора – Катанян и Орловский – были за отмену расстрела, двое из ОГПУ были за расстрел, один – против. Чей голос спас тогда жизнь Верховскому, осталось тайной, но почему-то очень бы хотелось, чтобы это был голос именно Менжинского, и вот почему.

Началось все в Пажеском корпусе, в котором в течение 25 лет (до 1910 года) преподавателем истории был Рудольф Игнатьевич Менжинский, отец Вячеслава Менжинского, вошедшего в советскую историю как председатель ВЧК. При строгом, требовательном, Р. И. Менжинском, обладавшим красивыми внешними данными, во время занятий слышно было, как «муха пролетит в классе»… Пажи боялись его не меньше, «чем трепетала перед его сыном, всесильным комиссаром ЧК, вся Россия в первые годы большевизма»[599]. Скандальная история, случившаяся с камер-пажом Верховским в январе 1905 года, «всколыхнула» тогда не только верхний слой петербургского общества, но могла вызвать интерес и в среде интеллигенции. В семье Менжинских, несомненно, хорошо знали истоки этой раздутой на пустом месте кампании. В то время будущий глава ЧК молодой Вячеслав Менжинский был не чужд литературной деятельности и входил в кружок известного поэта Ю. Н. Верховского[600]. Разумеется, что спасение Верховского от расстрела в 1931 году В. Р. Менжинским – лишь предположение, основанное на зыбких аргументах.

Заслуживает внимания интересный документ, который характеризует отношение наркома обороны К. Е. Воршилова к бывшему военному министру А. И. Верховскому:

«Политбюро ЦК ВКП(б). Тов. Сталину.

Посылаю копию заявления Верховского А. И. и его статьи: “Выводы на опыте русско-японской войны 1904–1905 годов с точки зрения нашей борьбы против японского империализма в 1934 году”.

Если и допустить, что, состоя в рядах Красной Армии, Верховский А. И. не был активным контрреволюционером, то во всяком случае другом нашим он никогда не был. Вряд ли теперь стал им. Это ясно.

Тем не менее, учитывая, что теперь обстановка резко изменилась, считаю, что можно было бы без особого риска его освободить, использовав по линии научно-исследовательской работы.

Ворошилов. 9 мая 1934 года»[601].

Как видно, недоверие и подозрительность со стороны высших эшелонов власти (и не только) сопровождали Верховского на протяжении всей его службы в Красной Армии.

Александр Иванович находился в Ярославской тюрьме до 17 сентября 1934 года. Ему, однако, разрешали писать военно-научные работы, которые пересылались К. Е. Ворошилову. Одну из таких работ, «Глубокая тактика», Ворошилов переправил Сталину 9 мая 1934 года.

Вскоре долгожданная мечта Верховского получить свободу осуществилась. Решением Сталина он был досрочно освобожден 17 сентября 1934 года из-под ареста и возвратился в Москву.

А. И. Верховский 17 ноября 1934 года направил Ворошилову письмо с выражением признательности и заверением в том, что он, Верховский, приложит все силы и оправдает доверие, которое ему оказал Климент Ефремович.

По поводу всех этих многократных мучительных арестов, фактически за одно и то же «преступление» (арест по делу «Весна» был уже четвертым, считая с 1918 года, но не последним), можно было бы, перефразируя А. И. Солженицына, воскликнуть что-нибудь вроде: «Да будут благословенны те безжалостные тирании, деспотии, сатрапии и диктатуры в самых дикарских странах, где срок заключения назначается всего один раз!»

После освобождения Александр Иванович был зачислен в IV Разведывательное Управление Штаба РККА, начальником которого был Я. К. Берзин (1889–1938), а заместителем А. Х. Артузов (Фраучи) (1891–1937), прибывший на усиление разведки из контрразведки Иностранного отдела (ИНО) ОГПУ.

Через некоторое время комбригу Верховскому доверили преподавательскуюработу в кузнице высших советских военных кадров – Академии Генерального штаба РККА, созданной осенью 1936 года.

Глава XII. На трудном перевале

История выхода в свет книги «На трудном перевале», над которой Верховский работал в 1935–1937 годах после освобождения из тюрьмы, заслуживает особого интереса. Книга была задумана автором как художественное произведение – роман биографического характера. Прототипом главного героя книги, полковника старой армии Басаргина, был сам автор. Каждая глава эпохального исторического романа заканчивалась стихами, автором которых был сам Александр Иванович. Рукопись романа А. И. Верховский сдал в Военное издательство Наркомата обороны, но после ареста издание книги стало невозможным, и рукопись была сдана редакцией в архив. Сведения о готовящемся в 1937 году издании книги, видимо, просочились за «железный занавес», и в среде русской эмиграции ошибочно стали полагать, что она была издана[602].