Книга Высшие кадры Красной Армии. 1917-1921 гг. - Сергей Войтиков

Освобождать офицеров имели право: тт. Аросев, Муралов, Щерычев, Прозоров, Веселовский и Малышев (руководство Московского окружного военного комиссариата. – С.В.), причем некоторые из вышеупомянутых товарищей [оказались] не на высоте своего положения: так, тов. Аросев оказался довольно далеко не таким трудоспособным, каким обыкновенно привыкли его считать; был гораздо предупредительнее с родственниками бывших офицеров, чем с часовыми; на объяснение с этими дамами находил время часами и в то же время не имел времени и желания предъявить свой мандат часовому (курсанту) у входа, из-за чего часовой, основываясь на уставе и приказе не пропускать никого без пропуска, не пускал тов. Аросева, на что тов. Аросев вместо предъявления своего мандата горячился и грозил часовому арестом. Тов. Аросев слепо доверял своему секретарю – графине Толстой, которая, переговариваясь на иностранных языках с бывшими офицерами, после через т. Аросева освобождала по личной просьбе без всяких документов, несмотря на их контрреволюционность – так, например, она пыталась освободить состоящего в списках Всероссийской чрезвычайной комиссии и уже арестованного князя Ширинского-Шихматова и других состоящих на учете ВЧК.

Надо обратить внимание на то, сколько освобождал офицеров т. Муралов (Московский окрвоенком. – С.В.). Освобождено за его подписью было несколько сот [человек], в том числе освобождены были лица, коих искала ВЧК, что указывает на то, что тов. Муралов окружен контрреволюционерами, кроме того, пропусками в училище за подписью т. Муралова были [снабжены] положительно все в училище; видимо, кому было не лень, тот шел в окружной комиссариат и получал за подписью Муралова пропуск на свидание с офицерами или за справками в училище, и получалось такое положение, что публику от парадных дверей до ворот приходилось разгонять выстрелами в воздух; кроме того, не безынтересно указать, что секретарь Муралова Егоров явился в 3 часа ночи в пьяном виде к училищу и стал придираться и оскорблять часового, за что был арестован и привлечен к уборке помещений и уборных. Кроме того, т. Мураловым было разрешено появление при училище какой-то контрреволюционной (Политического «Красного Креста») организации, по нашему мнению, подпольной, и были выданы этому кресту тов. Мураловым пропуска в училище для выдачи офицерам передач и этим же «крестом» был организован сбор по всему городу на улучшение пищи господам бывшим офицерам в то время, как передавали сотрудники ВЧК, попутно пускались провокационные слухи о том, что караул (курсанты) сотнями расстреливает офицеров в училище, за что была арестована, по просьбе членов ВЧК, одна сестра этого «креста» и члены «Пол[итического] кр[асного] кр[еста]», пользуясь тем, что имели пропуска от т. Муралова, передавали письма как из училища, так и в училище арестованным.

Вмешивался в порядок освобождения также и тов. Бурдуков, хотя это его не касалось совершенно. Он же давал пропуска на свидания с офицерами, хотя это должен был делать лишь комендант училища. В результате все[й] [этой] неорганизованности все лезли к коменданту здания и его помощникам. У стола коменданта всегда была масса людей, приходивших решительно за всем и уходивших ни с чем, испортив лишь себе и другим нервы. В конце регистрации получилось еще более нелепое положение: когда освободили всех решительно офицеров, оставив из 10-ти тысяч лишь 17 человек. И за всю неорганизованность должны были отвечать, как это и было всегда, не те, кто устраивал эту регистрацию, не организовав ничего, а низы, а в данном случае – курсанты, на которых льется сейчас всевозможная ни на чем не основанная клевета, даже среди бывших офицеров, служащих в советских учреждениях, и лишь за то, что курсанты, зная службу, поступали по всем правилам устава в несении караульной службы при арестованных. Основываясь на вышеизложенном, общее собрание партийной ячейки РКП при 1-х Московских военно-инструкторских курсах Красной Армии полагает, что Московский комитет РКП примет меры к расследованию беспорядков, царивших при регистрации офицеров и происходящих по вине товарищей, поставленных во главе этого дела, и по расследовании привлечению виновных к законной ответственности. При рассмотрении данного дела просим пригласить членов комитета партийной ячейки при курсах для более детального доклада.

Председатель Шерин

Секретарь Романов

Резолюция: «Копию Аросеву и Муралову с предлож[ением] представить объяснения».

ЦАОПИМ. Ф. 3. Оп. 1. Д. 86. Л. 10 с об. – 11.

Подлинник – машинописный текст с автографами.

Трое из названных в документе лиц нуждаются в отдельном представлении. Александр Яковлевич Аросев, по воспоминаниям В.М. Молотова, «страшно ненавидел Троцкого, даже чересчур. У него такие образцы возникали специальные, как это у художников бывает»[1186].

Николай Иванович Муралов (1877–1937) – из низов партийной элиты, член партии с 1903 года – находился на работе в Подольске, Москве, Туле. В ноябре 1917 года устанавливал Советскую власть в Москве – член Московского ВРК и Революционного штаба. В распоряжении Муралова было около 80 человек, с которыми он метался по городу, не зная, что предпринять. Съездив после победы на поклон к Ленину, Муралов получил должность военного комиссара Московского окружного комиссариата по военным делам, заселился на Пречистенку и принялся налаживать свой аппарат, в котором только один Оперативный отдел к концу мая 1918 года представлял собой махину из нескольких тясяч служащих, приходивщих питаться и получать жалование. В дальнейшем находился на руководящей военно-полической работе – член РВС: 3-й армии (февраль – август 1919-го), Восточного фронта (август – сентябрь 1919), 12-й армии (сентябрь 1919—июль 1920-го).

Александр Александрович Бурдуков (1880-?) – из крестьян, прапорщик запаса, член РСДРП(б) с 1905 года. Уроженец Серпуховского уезда Московской губернии, где проживал «все время, за выбытием на фронт, в Москву и за границу». Образование: Серпуховская гимназия, физико-математический курс Московского ун-та без сдачи государственных экзаменов. В эмиграции в 1909–1911 годах, в Женеве. Занятия до 1917-го – частная преподавательская деятельность, военная служба. На работе по найму – на железной дороге. В революционном движении – секретарь-организатор (с 1903 г.); под гласным надзором полиции в Серпухове (1903–1904 гг.), сослан в Вологду, бежал за границу (1909–1911 гг.). Член РСДРП(б) с 1905 года – принят парторганизацией г. Серпухов. На партийной работе – в Хамовническом районе, [Вологодской] химической школе. В старой армии отбывал воинскую повинность под надзором полиции (1912–1913 гг.); по мобилизации служил в полку в Серпухове (1914–1916 гг.). Участник Первой мировой войны, прапорщик – сражался на Румынском фронте (1917 г.). Во время Февральской революции – один из организаторов и член от РСФСР(б) в Серпуховском совете; председатель 134-го полка Румынского фронта (4-й и 6-й армии), член комитета 6-го корпуса; член комитета, затем секретарь партийной организации 6-й армии. В советском военном ведомстве начальник штаба и помошник командующего Московского ВО; комиссар штаба МВО; командующий войсками МВО и одновременно член Комитета обороны г. Москвы (председатель – Л.Б. Каменев, члены Бурдуков и Ф.Э. Дзержинский) (апрель 1919—декабрь 1920 г.)[1187].