Книга Второе пророчество - Татьяна Устименко

Заметив, что меня буквально качает от усталости, Вадим властно махнул рукой, подзывая свою свиту. К нам почти бегом бросился совсем молодой парень с неприятным острым лицом, поднося термос с горячим шоколадом. Налив дымящийся напиток в крышку термоса и вложив серебристый стаканчик в мои ходуном ходившие пальцы, муж удрученно покачал головой и, достав из кармана пиджака фляжку с коньяком, протянул ее мне. Сделав несколько глотков его любимого «Араспела», а затем запив их сладким тягучим шоколадом, я почувствовала, что оживаю.

— Понравилось? — Вадим игриво потерся подбородком о мой затылок. — Обещаю тебе, маленькая моя, отныне ты будешь получать только все самое лучшее!

— Все? — с пошловатым намеком бормотнула я, вдыхая сочный букет незнакомого парфюма, горьковато-сладкого, резкого, идеально шедшего к его властным манерам.

— О да! — подтвердил муж, его глаза вспыхнули огнем желания. — Поедем-ка домой, ко мне на виллу, кошечка моя, и я докажу, как сильно я тебя люблю…

Я отвернулась, скрывая брезгливую гримасу. Как же это мерзко — подменять любовь одним только вожделением, как же это грязно…

— Там в подвале остался Рейн, — ничего не значащим тоном напомнила я.

Смуглый лоб Вадима прорезала гневная морщинка:

— Не волнуйся, я прикажу его добить!

— А ты уверен, что он заслуживает именно смерти? — Я предприняла последнюю попытку достучаться до его сердца.

— О да! — импульсивно откликнулся ликантроп. — Каждый человек совершает в жизни нечто такое, что карается только смертью! — Его зрачки превратились в два полыхающих огнем угля, в два острых бурава, настырно ввинчивающихся в мою душу. — Даже ты…

«Он знает наверняка или только подозревает?» — сомневалась я, стараясь понять: догадался ли муж о подлинной природе отношений, связывающих меня с Рейном. Всеми фибрами души я ощущала — он пытается сканировать мое сознание, желая проникнуть в мои мысли, мечты и воспоминания. И тогда я интуитивно воздвигла безграничную ментальную стену, надежнее каменной оградившую мой разум от любого нападения извне. Вадим напрягся, по его виску скатилась капля пота, а я тут же поняла — его попытки не увенчались успехом, разбившись об этот бастион из непоколебимой веры и надежды, отныне охраняющий мою любовь.

Красивое лицо мужа красноречиво отражало мучающее его недоумение, лишь еще сильнее подстегнувшее присущую ему кровожадность:

— Подожди, отдам распоряжение и поедем… — Он развернулся на каблуках.

— Стой! — Я ухватила его за рукав пиджака. — Выслушай меня…

Сотни размышлений, идей и предположений вихрем пронеслись в моем мозгу, окончательно формируя отчаянный и дерзкий план спасения. Нет, я ни на секунду не усомнилась в невиновности Рейна и ни за что уже не поверю в то, что он будто бы намеревался устранить моего отца. Изгой никогда не убивал из пустой прихоти, из жестокости или ради удовлетворения каких-то низменных инстинктов. Врожденное чувство милосердия и поразительное душевное благородство, сопровождавшие любой его поступок, всегда заставляли Рейна безмерно ценить чужую жизнь, ставя ее превыше своей собственной, начисто заглушая любое проявление эгоизма и даже инстинкт самосохранения. Он убивал только тогда, когда защищал меня, но ни разу — себя. Сейчас я вспомнила: именно Рейн был тем, от кого я впервые услышала имя своей матери — Людвига… Там, в подземелье Екатеринбурга… Жаль, что моя память временно ослабела, видимо, под воздействием перенесенных стрессов. Поначалу он принял меня за нее и осознал — судьба даровала ему второй шанс на любовь и жизнь. А я отнюдь не собиралась лишать Изгоя этого последнего шанса. Вопреки всем жизненным обстоятельствам он — отвергнутый и оклеветанный — остался человеком, вместившим в свое сознание разум волка, тогда как Вадим бесповоротно превратился в жестокое бесчеловечное чудовище. Нынче я видела все это особенно ясно и отчетливо… И поэтому я сделала свой, надеюсь, закономерный и единственно правильный выбор!

— Выполни мое самое заветное желание! — попросила я, придавая своему голосу волнующую эротичность и глубину. — И после этого мы будем вместе!

— Какое это еще? — с подозрением спросил муж.

— Изгой послужил причиной гибели моих родителей, — ядовито прошипела я. — Я тоже жажду мести. — И, видимо, нечто новое, настолько отчаянно-горькое и выстраданное прорезалось в моих интонациях, что Вадим вздрогнул от неожиданности и всецело поверил в неподдельность моего порыва.

— Ты ее получишь! — обрадованно кивнул он.

— Нет, — едко рассмеялась я, — ты меня не понял. Я хочу убить Изгоя сама!

На пару кратких минут муж онемел от изумления, а потом благоговейно склонил голову, отдавая дань моему чувству самообладания.

— Ты поистине великая женщина! — хрипло выдохнул он. — Смерть Изгоя свяжет нас сильнее любых обязательств, крепче брачных уз…

«О да! — мстительно подумала я. — Вот это — верно!»

— Никогда не женись на женщине, с которой можно жить, — пафосно изрек оборотень. — Женись на той, без которой жить нельзя! — Собственническим жестом он притянул меня к себе и жадно поцеловал в губы.

Я слизнула капельку крови, выступившую от его напора в уголке моего рта, и цинично улыбнулась… Есть женщины, краснеющие в момент подневольного поцелуя. Другие кричат и зовут милицию, третьи — кусаются или сыплют оскорблениями. Но опаснее всех те женщины, кто при поцелуе просто смеется… Берегитесь их, ибо они замыслили недоброе!

Вадим извлек пистолет из привешенной к его поясу кобуры, снял его с предохранителя, передернул затвор, досылая патрон в патронник, и протянул мне.

— Я пойду одна, ведь это все-таки моя личная месть! — категорично потребовала я.

— Порадуй себя! — садистски хохотнул он. — Целься в голову, в центр лба, чтобы уж наверняка! — Он напутственно похлопал меня по плечу, открыл дверцу машины и сел в салон, словно самоустраняясь от предстоящего убийства. Его разом расслабившаяся фигура выражала состояние крайнего облегчения. И я его отлично понимала. Да, нелегко все-таки собственноручно убивать того, кому ты обязан всем…

Я спустилась обратно в подвал…

Рейн полулежал на спине, привалившись к стене, неловко подогнув колени и обморочно закрыв глаза. Его грудь едва приподнималась от затрудненного дыхания. Парализующая сила серебряного кинжала действовала безотказно.

Но вот он услышал мои осторожные шаги, и его веки дрогнули. Не ведаю, сколько еще лет мне суждено прожить на этом свете, но я четко знаю одно: мне уже никогда не забыть выражения его светлых глаз, до краев заполненных плещущейся в них любовью, переросшей в благоговение, в слепое, самозабвенное обожание….

Несколько томительно долгих мгновений я наслаждалась его беспомощным видом, а затем подняла руку с зажатым в ней пистолетом и выстрелила…

Эпилог

Я аккуратно выдернула кинжал «Луч Селены» из раны на боку Рейна и небрежно вытерла его окровавленное лезвие о свои замызганные джинсы. Заботливо осмотрела входное отверстие от клинка, уже переставшее кровоточить и начинающее затягиваться. Изгой с кряхтением поднялся на ноги, массируя затекшие мышцы. Он пальцем ощупал выбоинку от пули, оставшуюся на стене, и уважительно сложил губы трубочкой, изображая свист: