Книга Тени Шаттенбурга - Денис Луженский

– Нюрнберг! Нюрнберг! – Обогнув оседающего странника, Микаэль налетел на Ворга, топор проломил пластины брони на предплечье твари, глубоко вошел в насекомью плоть. Большего воин сделать не сумел: разъяренная тварь отшвырнула его, точно котенка. А потом она испустила визг – такой пронзительный и громкий, что у баронессы помутилось в глазах. Девенпорт, бросившийся в атаку вслед за Микаэлем, замер на полушаге, покачнулся и пал на колени, зажимая ладонями уши. Как подстреленный, рухнул и Николас. Ульрика устояла, но ее цзянь выпал из ослабевших дрожащих пальцев. Оглушенная, обессиленная, она с ужасом смотрела, как чудовище поднимает странника, одной рукой сжимая его горло. Перегрин безвольно обвис в этой хватке, изогнутый меч погас.

– Мо-ой! – торжествующе провыла тварь. – Вес-сь мо-о-ой!

Страшная судорога выгнула тело чужака, из его горла вырвался булькающий хрип. Вскинув руки, он уперся ими в глянцево блестящие плечи чудовища, силясь оттолкнуться, вырваться. Было похоже, что боль хлынула в зверочеловека, как речная вода в пустой кувшин, и мгновенно наполнила до предела.

– Дай мне вс-се! Вс-се, что ес-сть!

Ворг расхохотался – тем же скрежещущим, режущим уши смехом. Топор выпал из его плеча, будто вытолкнутый наружу пластинами выпрямляющейся брони, отсеченные пальцы отрастали вновь буквально на глазах, из них вытягивались черные когти-кинжалы.

– Больш-ше! Больш-ш-ше! Вс-с-се отда-ай!..

– Ну… бери…

Хохот Ворга внезапно прервался, а Ульрика моргнула, изумленная. Невероятное предстало ее взгляду: вокруг двух нелюдей, слившихся в смертельных объятиях, воздух задрожал, потек расплавленным стеклом. И вдруг – словно лопнула прозрачная вуаль, открыв разверстую бездну, полную серого клубящегося сумрака…

– Чш-ш-што ты делаеш-ш-шь? Перес-с-стань!

Что бы ни задумал Перегрин, он не остановился. Серое марево сгустилось, стало плотнее, из него к Воргу и страннику потянулись жадные туманные пряди. Ульрике показалось, будто она видит вокруг борющихся причудливую ажурную клетку, свитую из тонких, почти прозрачных прутьев. Отчего-то при одном лишь взгляде на эти темные струящиеся прутья ей сделалось не по себе.

– С-смирис-сь!

Новая судорога скрутила чужака, он протяжно застонал, дернулся, руки его упали плетьми… Но потом, будто одолевая огромную тяжесть, вновь поднялись, и мохнатые пальцы сжались на чешуйчатых плечах. Тело странника сотрясалось от мучительных спазм, однако желтые глаза вперились в насекомьи буркала с гневным хищным прищуром.

– Бери! – прохрипел он Воргу отрывисто. – Все… бери! Если… не пода… вишься!

В ответном шипении твари баронессе почудились удивление и страх!

– Чш-ш-што ты…

Ноги Перегрина напряглись, на руках вздулись в отчаянном усилии бугры мышц. Одним невероятным рывком приподняв Ворга над каменным полом, странник толкнул его назад… и впечатал костистую спину в явственно проступившую позади твари темную решетку.

От вопля чудовища люди вновь схватились за уши. Повалившись на колени и чувствуя во рту привкус крови, Ульрика тоже закричала: беззвучно, из последних сил.

А Ворг все вопил и вопил – на одной пронзительной душераздирающей ноте; отпустив горло Перегрина, он полосовал когтями его спину, превращая ее в кровавое месиво, но оторвать от себя странника не мог…

Замолчал он так же внезапно, как и сорвался на визг. Вдруг наступила оглушительная, звенящая тишина. Сквозь застящие взор слезы Ульрика фон Йегер видела: голова чудовища оплывает брошенным в огонь свечным воском, изменяется… несколько мгновений – и на странника взглянуло его отражение, будто отлитое из черного стекла. Антрацитовые губы шевельнулись, но оглохшая баронесса не услышала ни слова. Как не услышала и ответ Перегрина…

* * *

– Я – бог! – просипела тварь; ненависть и страх плескались в льдисто голубеющих глазах. – Я – с-сама с-сила! Меня не… С-с-с!

Темные нити впивались в насекомью плоть, рвали ее на части, но порождение Междумирья сопротивлялось – и смертоносной паутине черного кокона, и той силе, что вливалась в него через странника. А Перегрин черпал еще, и еще, и еще… Черпал, содрогаясь от омерзения, из питающего Провал отравленного потока и щедрой рукою отдавал добытое чудовищу – как той скале, что однажды встала у него на пути…

– Я – бог!!!

– Тень… – прошептал странник собственному отражению, вкладывая в последнее усилие самого себя – всего, без остатка. – Всего лишь… моя… тень!

* * *

Не было ни нового крика, ни звона оборвавшейся струны, ни вспышки света. Темная клетка, странник, Ворг, Источник – все вдруг смялось, сжалось в точку… и пропало. Там, где недавно меж трех колонн полыхало неугасимое черное пламя, виднелись теперь лишь брызги крови на камнях и потускневший меч – все, что осталось от существа, назвавшего себя Перегрином.

Эпилог

День обещал быть погожим. Восходящее солнце, похожее на яичный желток, низко висело над одетыми в пестрый осенний наряд горами, тонкие облака золотились в бескрайней голубой выси, чуть заметный ветер нес холодную свежесть. На жухлой траве искрился иней, но у светила еще хватало тепла – скоро от серебристого налета не останется и следа. Хрустели ледок и камушки под копытами лошадей, поскрипывали чуть слышно оси баронского возка, что переваливался на ухабах дороги, уводящей прочь от Шаттенбурга.

Привычная, прямо-таки умиротворяющая картина: Девенпорт со своими парнями – в голове недлинной колонны, баронские слуги держатся ближе к повозке. Недоспавший оруженосец позевывал, определенно надеясь еще вздремнуть под мерный убаюкивающий шаг своей кобылы. Хорст насвистывал под нос тягучую дорожную песенку. Гейнц фон Шеербах задумчиво жевал лепешку с луком и шкварками.

Ойген фон Ройц и бургомистр ехали позади всех. Барон сидел в седле, как влитой, словно неведомо кто и неведомо когда одомашнил лошадь и придумал разнообразную сбрую лишь для того, чтобы множество поколений спустя рыцарь короны красовался на своем коне. Его спутник рядом со статным наездником походил на мешок с репой, взваленный в седло кроткого мерина, и отчаянно этого стеснялся, но Ойген не обращал на невеликие умения фон Глассбаха ровно никакого внимания. А может, просто хорошо скрывал насмешку.

– Я никак не возьму в толк, почему вы не отправились вместе с ними, – нарушил молчание бургомистр.

– В самом деле? – Фон Ройц усмехнулся в усы. – Право, Ругер, я думал, вы уже стали лучше понимать мои мотивы. Вспомните, зачем я прибыл в ваш город?

– Узнать, не якшаюсь ли я с гуситами. А потом захотели разобраться, что происходит, и…

– Захотел, значит… Ну пусть будет так. Вот, собственно, вам и ответ: насчет происходящего в городе я узнал, что хотел. Да и насчет вас, Ругер, тоже все понял.

Барон старательно сделал вид, будто не заметил, как тихонько выдохнул городской глава.