Книга Человек с яйцом. Жизнь и мнения Александра Проханова - Лев Данилкин

Что, впрочем, не значит, что ему было позволено все. В репортажном тексте из Аргуна он упомянул о том, что здесь присутствуют десантники Нарофоминского полка, в 93-м «изменившие присяге» и стрелявшие в народ, так что в Чечне им как бы приходится избывать свою вину. После этой статьи ему пришлось встретиться с представителями полка: «Они на меня орали, чуть не пристрелили — я посмел задеть честь десантников. Они все были наэлектризованы».

Напившись свежих впечатлений, он уезжает писать роман. «Армию я знал», так что слишком долго ему там делать было нечего.

«Чеченский блюз» — роман про новогоднюю ночь и еще пару дней после нее. Генералы получают приказ командования наличными силами, без подготовки, штурмовать Грозный. Капитан Кудрявцев сомневается в разумности такого решения, но не собирается отказываться от выполнения своего долга. Чеченцы встречают русских хлебом-солью, но быстро выясняется, что это ловушка. Армейская сюжетная линия в романе чередуется с московской; мы видим тех, кто задействовал тайные пружины войны: как банкир Бернер (гибрид Березовского с Гусинским) развлекается на вечере в ампирном особняке, как смеется анекдотам юмористов, беседует со своими протеже Генералом (Лебедем) и Телеведущим (Невзоровым), совокупляется с журналисткой и проч. Тем временем дела в Грозном идут своим чередом. В город мы попадаем вместе с капитаном Кудрявцевым, который сразу теряет всю свою роту, но, выжив, принимает командование над группой солдат из разгромленной бригады. Шестеро — Чиж, Таракан, Ноздря, Крутой, Филя и капитан — несколько дней обороняют дом на краю площади от чеченцев, которые наседают, прикрываясь то женщинами, то взятым в плен офицером, то представителем по правам человека, похожим на С. А. Ковалева.

Из разговоров Бернера с американским послом, чеченскими воротилами и министром обороны мы узнаем подоплеку войны — спор за нефтепровод, проходящий через территорию Чечни. «Блюз» позволяет реконструировать состав и иерархию российского общества середины ельцинского периода: вороватый генералитет, пожирающие друг друга олигархи, продажные деятели культуры, честные младшие офицеры, нищий, но сохранивший внутреннее достоинство народ, поставляющий политикам пушечное мясо.

Основной конфликт романа — не русские против чеченцев, а честный офицер против злокозненного master of war, который живет тем, что стравливает народы; в «Блюзе» выписан и враг-чеченец, боевик Исмаил, но именно бернеровская, а не чеченская линия — контрапункт романа. Гуманист до мозга костей, Проханов упрямо гнет свою миротворческую линию, начатую в январском тексте в «Завтра» 1995 года (чем текст принципиально отличается, например, от невзоровского фильма «Чистилище», посвященного тем же событиям). «Чеченский блюз» (какое замечательное, кстати, до сих пор бьющее по ушам название: фактически оксюморон, фонетический полароид этой предательской войны) вообще не похож на агитку, здесь все персонажи если не с двойным дном, то, по крайней мере, объемные, не ходульные. Продажный генерал, откровенный мерзавец, вдруг едва не забивает в бане до смерти своего бизнес-партнера за то, что тот по своему телевидению шельмует русских солдат. Иуда и супермен Бернер размышляет о философии предательства и — странный даже по прохановским меркам сюрреалистический эпизод — выйдя из морга, срыгивает на снег голую белку, которая убегает в лес.

«Блюз» — сжатый, конспективный, бьющий короткими очередями роман, одной только своей динамичностью выламывается из прохановского стандарта. С другой стороны, когда энергия, выделяющаяся при столкновении с новым материалом (чеченская война) иссякает, в романе становятся видны погрешности: параллельные линии Бернера и Кудрявцева так и не сойдутся; история про заказное убийство Бернером банкира-конкурента так и не отыграется в сюжете. Тем не менее едва ли случайно Ю. Бондарев назвал «Блюз» «большой удачей Проханова», «реалистическим и умным романом».

Поездки в Чечню были в высшей степени экстремальным туризмом, но на протяжении двух войн он летал туда раз пять; бывал там и по неделе, и по три. Он перемещался на вертолете, ездил в бэтээре, присутствовал на допросах пленных — хотя и не в таком количестве, как в Афганистане: «не обязательно присутствовать на допросе, иногда важно выпить водку с теми, кто допрашивал».

Из «Чеченского блюза», при всех его достоинствах, нельзя, однако ж, понять, чем может закончиться эта война. Трудно предположить, что всего через несколько месяцев Басаев захватит больницу в Буденновске, а Радуев будет требовать «коридор до Самашек». Пол Хлебников напишет в своей книге: «Для России 1995-й был годом кровопролития и упадка. Каждый вечер россиянам показывали по телевизору ужасы чеченской войны. Деловые круги, не успев оправиться от потерь, понесенных во время великой бандитской войны, были потрясены убийством нескольких высших руководителей нефтяной и алюминиевой промышленности. Страна переживала быстрый экономический спад. На международной арене Россия никогда еще не испытывала подобного унижения. НАТО продолжало расширяться на восток, поглотив Польшу, Чехию и Венгрию. Самая мощная военная организация в мире, таким образом, продвинулась на 400 км ближе к границам России. Когда в то лето военные самолеты НАТО бомбили сербские позиции в Боснии, Россия выразила протест от имени своего традиционного союзника, но сделать ничего не смогла». Что еще? Бестселлер года — «Занимательная Греция» М. Гаспарова. В «Рэдиссон-Славянской» чашечка кофе стоит 14 000 рублей. В салоне «Ад Маргинем» Д. Бавильский играет на валторне.

В Грозном.

В 1995–1996 годах «Завтра» сближается с властью — именно в связи с чеченской войной: «Либералы мочили федеральную армию, а мы встали на ее защиту и вели так называемые информационные войны». Кстати, после октября 93-го под шапкой «Завтра» написано «Газета государства Российского». А как же «Газета духовной оппозиции»? «Мы сказали, что нам претит быть оппозицией, наоборот, мы являемся центром государственного сознания — не в плане институтов, а в плане идеологии: мы выносим эту идеологию государства Российского, в карамзинском смысле».

Все знают, что у Проханова в начале нулевых были тесные контакты с Березовским и Ходорковским, но мало кому известно, что его двусмысленный — или, точнее, немыслимый — роман с олигархами начался еще в середине 90-х. С одной стороны, они были непримиримыми врагами, с другой, между ними возникали конвергентные отношения. Сцены в «Господине Гексогене» с Зарецким и Астросом не выдуманы — Проханова в самом деле хотели использовать, точно так же, как его альтер эго, Белосельцева.

В роли посредников выступали Кургинян, в середине 90-х работавший, по словам Проханова, «референтом Березы», и Невзоров.

Еще в 1994 году Березовский пожелал познакомиться с Александром Андреевичем поближе и пригласил его вместе с Невзоровым к себе на обед в здание ЛОГОВАЗа на Новокузнецкой. «И как сейчас помню: стол, прекрасный обед, на очень хорошем фарфоре, вошел грум, в перчатках, затем сам Береза, и мы беседовали. Береза, бывший на пике своей славы, изъявлял мне свои представления о жизни, говорил, что, во-первых, богатый никогда не поделится своим состоянием с бедным, что богатые — это лучшие люди страны, что они доказали свою способность сделаться богатыми, что Россия в руках богатых и она будет выкроена по их лекалам. Такая вот фанаберическая была речь, исполненная гордыни, и я что-то там, поедая какой-то вкусный сырный суп, несколько раз тонко съязвил. Не помню, что именно, но я понял, что, когда он произносил свои такие речи, ему нечасто возражали. Я тоже особенно не возражал». Знакомство с Березовским сыграет Проханову на руку уже через год, когда он примется за «Чеченский блюз», где ему нужен был материал для образа банкира Бернера — в общем, ему страшно интересно было видеть его живым, наблюдать рефлексы и «слышать манифест супермена».