Книга История московских кладбищ. Под кровом вечной тишины - Юрий Рябинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прежде всего, здесь не может не броситься в глаза наличие каких-то сведений о покойном, помимо имени и лет жизни. Сейчас это большая редкость. Еще на могилах военных можно встретить упоминание воинского звания погребенного. Но уже на могилах лиц светских профессий род их занятий почти никогда не указывается. Такое складывается впечатление, будто родственникам как-то неловко упомянуть, что покойный был инженером, врачом, учителем, бухгалтером и т. д. Вот, если бы писателем, художником, артистом, ученым, мастером спорта — тогда другое дело! А в старину люди не стеснялись написать на могиле почившего близкого «крестьянин», — пример этому мы встречаем на многих старых кладбищах.
Мы от души и настоятельно советуем всем, потерявшим близких, обнародовать о них на надгробии хоть какие-то сведения, помимо формального ФИО. Но чаще всего бывает, что даже на могилах участников Великой Отечественной нет соответствующей надписи! А ведь сделать ее надо хотя бы из практических соображений: сейчас военкоматы и советы ветеранов берут такие могилы на учет и следят за их сохранностью.
Обратим внимание: в прежние времена написать на надгробии «купец», было совершенно обычным явлением. Монументов с такой надписью в Москве до сих пор на старых городских кладбищах сотни. Современное купечество именуется «по-заграничному», цветисто и солидно — бизнесменами. Но приходилось ли кому-нибудь на кладбищах видеть на мемориалах этих господ надпись «бизнесмен» или хотя бы «предприниматель»? Кажется, будто родственники почившего совестятся написать такое на памятниках, потому что у большинства прохожих подобная информация вызовет лишь отрицательные эмоции. В связи с этим стоит задуматься: чем же нынешний бизнесмен отличается от прежнего своего коллеги купца, если в старину люди с гордостью выбивали на надгробии сословие сродника, а теперь упомянуть подобный род занятий погребенного, возможно, даже небезопасно для благоустройства его могилы?
Многолетнее наше изучение московского некрополя позволило сделать и еще одно любопытное открытие. Мы заметили, что до революции в надписях на монументе имя и отчество покойного непременно предшествовали фамилии. Но где-то уже с 1920-х годов установился обычай вначале писать фамилию, а уже затем имя-отчество. А часто вообще одну только фамилию с инициалами. И этот обычай, за редкими исключениями, соблюдается и в наше время. Сколько мы ни пытались найти объяснение этому феномену у работников похоронной сферы — могильщиков, каменотесов, граверов, — никакого результата! Никто ничего объяснить не может.
По нашему представлению такой порядок установился вполне в соответствии с социальной политикой и моралью советского государства. Каждый человек, по разумению власти, должен был занимать свою определенную строчку в алфавитном порядке. И хорошо еще, если в алфавитном. Но одновременно значительная часть населения распределена была в порядке цифровом, как незабвенный Иван Денисович. Имя собственное тогда вообще зачастую стало ассоциироваться с наследием прежнего режима. Недаром новая власть вскоре предложила гражданам именоваться новыми революционными именами — Владлен, Ремир, Ким, Октябрина, Сталинина и т. д.
В старину в соответствии с христианскими представлениями считалось, что, умирая, человек оставляет свою фамилию в этом мире: на том свете ему нужно лишь имя — под ним он предстанет перед Высшим судом, и, благодаря ему, он сможет надеяться на заступничество «тезки» — небесного покровителя. Неслучайно еще на рубеже XIX–XX веков простых людей хоронили под одним только именем. На старинном подмосковном кладбище села Алексина, Рузского района, нам попался как-то добротный белокаменный обелиск-часов ня, на котором написано:
Р. Б. Матрона
скончалась 1897 г. фев. 16 д.
жития ея было 78 лет
к. д. Макеихи
Господи приими дух ея с миром
Р. Б. — это раба Божия, как нетрудно догадаться. Ни фамилии, ни отчества! — на Небесах это ни к чему!
В советский же период фамилия стала основным признаком идентификации личности. (Кстати — любопытно заметить! — в самое последнее время таковым признаком все-таки становится номер, — цифровая система, которой поневоле пользовался наш Иван Денисович, берет свое.) По нашему мнению, такое правило сложилось именно в пику прежним представлениям о значении имени собственного, основанным на христианских ценностях: у них было так, а у нас будет наоборот!
Пример доминирования фамилии мы находим отнюдь не только на надгробиях. Проделаем эксперимент сию секунду: предлагаем читателю взглянуть на собственные визитные карточки. Что он там увидит? — прежде всего он увидит напечатанную крупным шрифтом фамилию, а уже за ней следует набранное петитом имя-отчество. В то время как до революции на всех визитных карточках без исключения прежде всего печаталось имя-отчество. Мелочь? Но эта мелочь свидетельствует о том, что мы преимущественно советские люди: в своих традициях, в представлениях о мироустройстве, в морали и прочем.
Итак, что конкретно мы советуем? Конечно, советовать всем поголовно взять немедленно за образец надгробную надпись с камня XIX века мы не станем. Еще раз заметим, что у каждого свои обстоятельства и возможности, а каждая буква на камне стоит очень недешево. Но добавить еще какую-то краткую информацию о покойном, как-то: род занятий, какие-то его заслуги и — непременно! — место рождения — это мы настоятельно рекомендуем. Это делает покойного не безликой строчкой в советском алфавитном порядке, но личностью, оставившей в мире свой след, а, следовательно, и не окончательно ушедшего из этого мира. И тогда справедливо и уместно зазвучат строки Алексея Николаевича Плещеева:
Не забудьте также, братья,
Добрым словом помянуть
Тех, навек от нас ушедших,
Что, свершив свой трудный путь
И до гроба сохранивши
В сердце преданность добру,
Произнесть могли с поэтом:
«Знаю: весь я не умру».
Современная система погребения предполагает лишь два типа захоронения останков: предание тела земле, как сейчас принято говорить «гробом», и кремация с последующим помещением пепла либо опять же в землю, либо в колумбарий. Крайне редко покойные остаются погребенными в море: если скажем, они находятся на потонувшем судне, то это судно с телами погибших, согласно международному праву, считается подводным кладбищем или общей могилой. Случаются и иные — довольно экстравагантные — способы погребения, как правило, сугубо индивидуальные: так некоторые родственники развеивают пепел своего кремированного близкого — обычно это делается по его завещанию, — в том месте, которое он любил при жизни, или которое было почему-то ему дорого.
Например, нет могилы как таковой у знаменитого писателя Константина Симонова: он завещал пепел свой развеять под Могилевым на Буйничском поле, — это место было дорого Симонову, как память о самых роковых днях войны. На Новодевичьем кладбище в Москве стоит монумент другому популярному писателю — Юлиану Семенову. Но это так называемый кенотаф — символическое надгробие над пустой могилой. Прах автора «Штирлица» развеян над Черным морем. Еще более оригинально распорядилась в завещании своим прахом известная писательница-эмигрантка Нина Берберова: она велела часть праха развеять возле парижского ресторана, где встретила своего первого издателя, часть на территории Йельского университета в Коннектикуте, еще часть над рекой Делавер в Филадельфии и, наконец, оставшуюся — на территории Принстонского университета, где она преподавала.
