Книга Штормовые стражи - Виктор Северов

– Что… – спустя какое-то время прохрипел наёмник. – Что тебе от меня нужно?

Я молча продолжал точить лезвие. Так прошло ещё какое-то время.

Солнце поднималось всё выше, наёмник маялся от боли в затекшем теле и от жажды, а я продолжал точить клинок.

– Спрашивай… Чего хочешь… Что тебе нужно… Спрашивай… Только дай воды…

– А подготовочка-то у вас, сэр, того, паршивенькая… – заметил я, откладывая оружие в сторону. – С такой в плен лучше не попадать… «Рэйвенвуд»?..

– Капитан Вейд… Вторая рота первого батальона…

– Мне это неинтересно, сэр. Что вам было нужно в Кувейте? Золото?

– Золото, – подтвердил капитан. Настолько быстро, что я ни капельки не усомнился в том, что он мне сейчас соврал.

– Ну, как знаете, сэр… А что будет, если вы не вернётесь… ну, или не выйдете на связь в установленное время? Не знаю уж, как там у вас было обговорено…

– Вариант «Арк Лайт», – нервно сглотнул наёмник. – Воздушный налёт и полное уничтожение города. Официально будет объявлено, что Буря Тысячелетия уничтожила здесь всё и всех.

– Неплохо… – прицокнул я. – Видать, американское правительство всерьёз намерено убрать за собой следы ошибок… И это хорошо. Какой срок?

– Через одиннадцать часов.

Я поднялся на ноги, убрал клинок за пояс и зашагал прочь.

– Эй! Освободи меня! Ты же обещал!..

– Что? – недоумённо обернулся я. – Извините, сэр, но я вам ничего не обещал. В любом случае мы тут все обречены, так что не беспокойтесь – я отправлюсь следом за вами через одиннадцать часов.

Глава 69

Я сидел на краю обрушившейся дорожной эстакады и смотрел на колоссальный шпиль Башни, высящейся вдалеке. За моей спиной за песчаный горизонт уходило на перегруппировку жаркое и равнодушное Солнце. А ещё за моей спиной была точка эвакуации, до которой мой отряд так и не дошёл.

Рядом со мной лежал телефон с треснувшим дисплеем и чудом сохранившим крохи заряда, который я иногда восполнял. Телефон играл мне и закату тяжёлую и грустную электрогитарную музыку неизвестного мне раньше автора по имени Элия Кмирал под названием «The Line».

Одиннадцать часов моего остатка жизни истекли, но я не чувствовал сожаления.

Время сожалеть и сокрушаться прошло. Я через многое прошёл и многое понял. Единственное, что сейчас вызывало у меня лёгкое неудовольствие – труды последних дней оказались напрасными. Вся найденная и установленная мной взрывчатка у подножия башни… Какой в ней теперь смысл, если скоро город похоронит под собой ковровая бомбардировка? С другой стороны, моя цель всё-таки будет воплощена – шестьдесят тонн золота, что свели с ума целый город, будут надёжно погребены под сотнями тысяч тонн камня и металла. Да, когда-нибудь его откопают, но это будет ещё нескоро. Я последний, кто знает тайну местонахождения кувейтского золота, но сегодня я исчезну.

Сожалел ли я о чём-нибудь? Да, как и всякий нормальный человек. Но я примирился с собой и своими грехами. И не выстрелил я в себя тогда совсем не потому, что цеплялся за свою действительно никчёмную жизнь… Нет, вовсе не поэтому.

Просто пока я жив, у меня есть шанс хоть как-то… нет, не исправить, но слегка загладить или искупить совершённое. Мне не вернуть погибших, но я могу хотя бы сделать их смерти ненапрасными. Правильно ли я поступаю, продолжая убивать? Я думаю, что да, но могу и ошибаться – нельзя исключать и такой возможности…

И да, я ошибался – у меня нет права судить. Но у меня есть право принимать решения – плохие ли, хорошие ли, но решения. А потом пытаться разобраться с их последствиями. А пустить себе пулю в лоб до этого момента – трусость. Так что, полковник Коннорс… Фрэнсис! Если вы меня сейчас слышите, то знайте: вы – трус. Трус, потому что застрелились не от груза пережитого, а от страха пережить ещё больше.

Я нащупал в кармане горсть найденных мной всеми правдами и неправдами армейских жетонов и рассыпал их перед собой. Они упали на песок, и передо мной тотчас же появились мои парни, словно живые.

Григорий, Си Джей, Кирк, Юрий.

Они смотрели на меня без всякой злобы, разве что с лёгкой укоризной, и молчали. Слова были не нужны – мне незачем было вкладывать в их уста слова, что я не могу сказать себе сам, а могу услышать лишь от других.

– Я по вам скучаю, ребята, – слегка виновато улыбнулся я, доставая «беретту» полковника. – Я дурак, да? Подвёл вас и себя под черту… Столько всего натворил… Но надеюсь, сегодня всё это кончится. Я так устал… Ребята, вы простите меня?

Где-то высоко в небе родился тяжёлый гул реактивных двигателей, и элитный район Эль-Кувейта – так и недостроенный «Шёлковый остров» с «Башней 1000 и 1 ночи» – в центре утонул в десятках взрывов.

С неба валились десятки и сотни бомб – обычных фугасок и мощных объёмно-детонирующих, спускающихся на парашютах и ровняющих целые кварталы. Ветер доносил до меня смрадный дым горящего напалма и чесночный запах белого фосфора.

Стена взрывов шла с востока на запад и приближалась ко мне.

Я снял пистолет с предохранителя, взвёл курок, приставил ствол к правому виску и закрыл глаза.

Простите меня за всё.

Я нажал на спусковой крючок.

Глава 70

Я меланхолично брился, стоя перед запотевшим зеркалом.

Провалявшись две недели в госпитале, я на удивление быстро вернулся в строй. Единственной серьёзной проблемой оставалось то, что я не помнил ничего из того, что произошло со мной за предыдущий месяц. Последнее чёткое воспоминание – я вместе со своими ребятами сажусь в «чинук» с экипажем из трёх клоунов, и мы летим в сторону Эль-Кувейта.

Что же случилось после… Этого я уже не знаю. Что, в принципе, неудивительно после получения сотрясения мозга и тяжёлой контузии. В другое время меня бы вообще комиссовали, но сейчас «Академия» не может себе позволить такую роскошь, как раскидываться опытными солдатами в Ираке. Повстанцы уже взяли под свой контроль Мосул и движутся дальше, так что война снова в разгаре.

А Кувейт… Не знаю, что там было. Наша СБ – дочерняя контора «Зи Вотч» – долго и нудно меня допрашивала, но так и не добилась ничего внятного. А чего я им скажу, если и сам ничего толком не могу вспомнить?

Парней жалко. Кроме меня ведь все там погибли, а я даже не знаю, как именно… Вроде бы мы попали под обстрел местных повстанцев сразу после высадки, но это всё вилами на воде писано, на самом деле. А я, считай, в рубашке родился, потому как получил сотрясение мозга, тяжёлую контузию, кучу мелких ран, переломы рёбер и проломленный череп, но всё-таки выжил.

Вот такой я, оказывается, везунчик, мать его…

Потом меня, конечно, пропесочили по поводу проваленного задания, но и только – начальству на фоне наступления боевиков стало непринципиально карать провинившегося сотрудника. Сейчас было проще бросить меня в гущу битвы, а разбираться уже после, если я выживу… Может, даже и к лучшему, что я всё забыл – меньше знаю, крепче сплю и спрос с меня меньше…