Книга Каникулы Рейчел - Мэриан Кайз

Правда, помыв голову и избавившись от жутких кудряшек, и наложив на лицо тройной слой грима, я уже не выглядела так тошнотворно.

– По крайней мере, это здоровее… – утешала я себя, причесав волосы как можно более гладко, чтобы они выглядели подлиннее.

Хелен отреагировала оглушительным хохотом.

– Вы только на нее посмотрите! – надрывалась она. – Ну и вид у тебя! Посмотри на мои волосы, – она показала свою длинную, до пояса, шелковистую прядь. – Тонкие, ломкие, сухие, черт знает какие – и мне на это наплевать. Наплевать!

Я потратила на подготовку несколько часов. Она началась сразу же, как я встала (около половины третьего), и растянулась на весь день. Я еще раз вымыла то, что осталось от моих волос, потом побрила довольно большую площадь поверхности своего тела, размышляя о том, как это несправедливо, что на ногах у меня так много волос, а на голове – так мало. Разумеется, вообще не было необходимости ничего брить. «Пользы в этом никакой, но ведь и вреда не будет», – сказала я себе, испытав при этом приятное тепло где-то в желудке.

Потом я щедро умастила себя лосьоном для тела «Иссей Мияке», принадлежавшим Хелен, и тут же почувствовала себя виноватой в том, что не спросила у нее разрешения. А если бы она мне не разрешила, я должна была бы сдержаться и не обозвать ее маленькой дрянью, а принять отказ, как подобает взрослому человеку. «В следующий раз, когда понадобится воспользоваться какой-нибудь ее вещью, непременно попрактикуюсь», – утешила я себя.

С этой мыслью я протянула руку к пузырьку с духами Хелен… и решительно ее отдернула. Конечно, я и так уже нанесла сестре некоторый ущерб, воспользовавшись лосьоном. Но духи – это совсем другое дело. Женщина, конечно, может счесть тебя свиньей за то, что ты взяла ее лосьон, но без всяких вопросов брызнет пару раз своими духами даже на совершенно незнакомого человека.

Следующим на повестке дня стоял судьбоносный вопрос: «Что надеть?» Мое решение своим нарядом сразу дать Крису понять, каков мой имидж – сексуально, но небрежно, стильно, но демократично – осложнялось несколькими обстоятельствами. Первое: вся моя летняя одежда осталась в Нью-Йорке. И второе – то, что считалось супермодным в Нью-Йорке, на улицах Дублина могло стать причиной автомобильных аварий. Третьим и, возможно, решающим обстоятельством было то, что я еще не освоилась во внешнем мире и чувствовала себя в нем весьма неуютно.

Мама сочувственно наблюдала за моими приготовлениями. Ее волновало даже не то. что ее дочь, только что из реабилитационного центра, выходит в мир, нашпигованный наркотиками, а нечто гораздо более существенное.

– Хелен тебя убьет, – предупредила она, когда увидела бутылочку с лосьоном.

– Переживет, – сказала я раздраженно.

– А с кем ты встречаешься? – в ее голосе слышалось нарастающее волнение, и это вызвало у меня одновременно сострадание и раздражение.

– С Крисом из нашего дурдома, – ответила я. – Ты его видела. Так что нет причин волноваться. С наркоманами я не встречаюсь.

– Крис Хатчинсон? – с тревогой спросила мама.

– Точ-ч-чно, – прошипела я, изо всех сил демонстрируя, что уже готова выйти из терпения.

– Будь осторожна, Рейчел, – сказала мама, озабоченно наморщив лоб. – Он так измучил свою мать…

– Правда? – любопытство и опаска заставили меня поддержать этот разговор. – А что он такого сделал?

– Он все никак не мог бросить наркотики, – пробормотала она, избегая встречаться со мной глазами. – Филомена и Тед истратили целое состояние на врачей. А толку никакого. Они просто сидят на телефоне и отвечают всем, что его нет дома. А ведь ему уже за тридцать, Рейчел, – слишком большой, чтобы родители до сих пор присматривали за ним. И кое-что еще…

– Я все знаю, – перебила я.

– Он уже был в Клойстерсе, четыре года назад.

– Я знаю, – снова повторила я, стараясь своим тоном успокоить ее. Она что-то очень разволновалась, и это, как оказалось, меня расстраивало. – Он мне говорил.

– У бедной Филомены из-за него чуть не случился нервный срыв… – сказала мама хрипловатым от волнения голосом, в котором слышались слезы.

Мне пора было идти.

– …тогда их отправили бы в дурдом вместе, – закончила мама.

Я припомнила громогласную даму, навещавшую Криса в нашем заведении.

– У нее был вовсе не измученный вид, – фыркнула я. – Такая цветущая, – я решительно направилась к двери.

– Ты слишком поспешно судишь… – мамин голос шлейфом тянулся за мной. – Тебе кажется, что все вокруг счастливы, кроме тебя.

Я зашагала в сторону вокзала на заплетающихся как у новорожденного жеребенка, ногах. Все казалось таким новым и странным, как будто и я вправду только что появилась на свет.

Хотя то, что мне предстояло, и не называлось свиданием (мне не разрешались свидания), и мы с Крисом оба прекрасно знали это, я все же испытывала это чудесное щекочущее чувство ожидания – когда ты почему-то уверена, что тебе больше никогда-никогда не захочется есть.

Все казалось новым и прекрасным. Как будто я раньше никогда не ходила весенним вечером по Дублину. Был час прилива. Море, голубое и спокойное, проносилось мимо моего поезда. Небо было просторное и чистое, словно его только что вымыли. Деревья зеленели новенькой листвой, парки цвели красными, желтыми, сиреневыми тюльпанами. Я трепетала от страха и волнения.

К «Стефенс Грин» я бежала почти бегом, так мне не терпелось увидеть Криса. И он действительно ждал меня. Я знала, что он будет там, и все же ужасно удивилась и обрадовалась, увидев его. Он был великолепен! «Он стоит и ждет меня!» – с замиранием сердца подумала я.

Синие вспышки его глаз ослепили меня с расстояния в десять ярдов. Есть ли еще на свете мужчина с такими сексуальными ногами? «Он никогда не должен носить ничего кроме джинсов „Ливайс"», – подумала я рассеянно.

Взгляд его синих глаз наконец упал на меня. Опустив голову, я пошла через дорогу к нему навстречу. И вот я уже стою рядом с ним, и сердце у меня учащенно бьется, и мне это нравится. Мы оба улыбаемся, мы растеряны и растроганы чуть ли не до слез. Мы пока не очень знаем, как друг с другом обращаться в этом новом мире.

– Ну, как жизнь? – грубовато спросил он, обняв меня так неловко, что получился какой-то борцовский захват шеи.

«Да, нам, бывшим наркоманам, недавно вышедшим на волю, пока не очень удается внезапная нежность», – подумала я с болью. Мы умели выражать ее в реабилитационном центре, но здесь, среди нормальных людей, все иначе.

– Прекрасно, – дрожащим голосом ответила я, чувствуя, что у меня сейчас сердце разорвется от волнения.

– Временами, – уточнил он с иронической улыбкой.

– Да, – я широко улыбнулась дрожащими губами. – Мы пережили Клойстерс, чтобы рассказать об этом людям.