Книга Хельмова дюжина красавиц. Ненаследный князь - Карина Демина

— В первые сутки никто себя отравленным не чувствует… и вправду мерзость.

— Еще какая… одно радует, что обряд на янтарь сложный, не каждому по зубам, а кровят сосны мало, вот и получаются сущие капли…

Аврелий Яковлевич потрогал переносицу и иным, деловитым тоном велел:

— Коробку и конфеты завтра передашь. Утром скажешь, что родне… через знакомого… следа, конечно, не возьмем, но для порядку пусть будет оно. Теперь что до остального, то… дело такое, Себастьянушка. Придется тебе потерпеть.

— Я уже терплю. Куда боле?

— На хельмовку ты не вышел и, боюсь, что так просто не выйдешь. Пока держись, приглядывайся, а я… старая она, мил мой друг. Настолько старая, что… меня постарше будет.

Он таки вырвал из бороды курчавый седой волос, который в раздражении кинул в фонтан.

— Мы, Себастьянушка, про Миндовга уже беседовали, но ничего, еще побеседуем… Вот что интересно… до павильона этого Цветочного он еще в разуме был… а потом сдал и быстро так… стремительно… о том уже позабыли… и память-то трогать не след, Себастьянушка, короли того крепко не любят. Но порой надобно…

Себастьян кивнул и, зачерпнув воды, позволил ей просочиться сквозь пальцы, в ладони осталась муть колдовского тумана.

— А вот еще информация интересная. Аккурат в это время фавориткою Миндовга становится некая Эржбета Баторова… княжна… — Аврелий Яковлевич продолжил терзать бороду. — Только вот род князей Баторовых угас так давно… никого даже во времена прадеда Миндовга не было уже… забытый древний род… и портретов княжны этой не осталось, хотя ж и известной женщиной была. Описаний и тех мало. Упоминают, что была женщиной красоты необыкновенной — белокожа, темноволоса…

— Эржбета…

— Не туда мыслишь, Себастьянушка. Имя-то нередкое… может статься, что нынешняя Эржбета к той отношения не имеет… а может, и наоборот. Смотри. Думай. Не мне тебя учить. Я только рассказать могу… да и то немного.

Себастьян взмахом руки отогнал особо наглого комара, уже пристроившегося на плече. Пусть бы и кожу ненаследного князя он бы не пробил, но все одно было неприятно.

— Откуда та взялась — непонятно. Если и был кто-то, кто знал правду об этой… княжне, — Аврелий Яковлевич сплюнул, наглядно демонстрируя, что именно думает об Эржбете Баторовой, — то унес эту правду в могилу… ты не подумай, я допросил людишек…

Пальцы хрустнули, и звук этот заставил Себастьяна дрогнуть. Допрашивать Аврелий Яковлевич умел, и что с того, что беседовать приходилось большей частью с трупами?

…значит, минулой ночью на кладбище местное наведался.

— …но те, кто поднялся, ничего толкового сказать не могли. А вот те, которые могли бы, тех упокоили славно… с полным, так сказать, благословением… Те же, кто говорить может… нет, не боятся, там, за гранью, страхи отступают, но говорят неохотно… и помнят мало, точно еще при жизни память им вычистили. Однако на одном сошлись, что с этой женщиной неладно было. Поначалу Миндовга очаровала… а там и зачаровала. Это непросто, Себастьянушка… в нем та же древняя кровь, что и в Радомилах, течет, помнит она Вевельских цмоков, и не только их. Чай, не зря короли меж собой роднятся, берегут богами даденное… нет, простой колдовке королю глаза застить не удалось бы… а эта сумела. Не сразу, думаю, но капля камень точит… источила и сердце, и разум, и душу…

Он тяжко вздохнул и пригладил растрепанную бороду.

— Как бы там ни было, но в Цветочном павильоне она обжилась крепко, алтарь поставила. А ведь алтарь, Себастьянушка, это не просто камень. Его делать надобно. Силу свою вкладывать. Вымаливать благословение, на что не каждый способен, зато и обряды, на алтаре соединенные, особую силу имеют… и, стало быть, что-то серьезное было в павильоне, раз уж она так потратилась. Но как Миндовга скинули, то и она исчезла. Куда? Неизвестно. Тогда ее сочли мертвою, жертвой… хотя не жертва она. Думаю, что не одного короля заморочила…

— Для чего?

— Как знать… кто ж их, колдовок, поймет… Миндовг-то Хельмовы храмы прикрыл. Может, она возвернуть все хотела, да не выпало. А может, и чего иного… возилась же с павильоном не один год. Чего ради? Уж с Хельмовыми жрецами быстро бы вопрос решила… да и решила, многие высшие спаслись, но чтоб веру возродить, то нет. А после сынок Миндовга сторицей за отцовские обиды разыгрался… ни одного храма не осталось…

— Кроме Подкозельского.

— Верно, Себастьянушка, кроме Подкозельского. Но о нем короли предпочли… забыть.

— Интересно получается.

— А то…

— Нет, Аврелий Яковлевич… смотрите, эта ваша…

— Не моя.

— Ладно, не ваша, а наша колдовка, — Себастьян ныне пребывал в том настроении, когда соглашался легко, — добирается до короля… высшая власть… возможности огромные. И она вроде как пользуется, позволяет Хельмовым жрецам от королевского гнева скрыться, но и только… храмы по-прежнему закрыты, а потом и вовсе их с землей ровняют. И глядишь, не будь ее и Миндовгова безумия, жрецы сумели бы с короной договориться.

Аврелий Яковлевич кивнул. Он поднял с земли камушек и теперь вертел его в пальцах.

— Потеснили бы их из Познаньска, обложили данью, но все б в живых оставили. Я, конечно, не великий историк, но помню, что по той смуте Хельмовы служки за королевское безумие кровью платили… зачем ей это надо было?

— Думаешь, нарочно?

— Думаю… не знаю… а может, не в том дело? Она красивой была… рядом с Миндовгом… и яркая женщина… знаете, как каталы работают? Которые шарик под наперстком прячут? Вроде бы и следишь и глаз с того наперстка не сводишь, а не знаешь, что шарик давно уже в рукаве… нет, Аврелий Яковлевич, неспроста она тут концерту устроила… отвлекала отчего-то… чего-то очень важного… такого, что жрецы, которые опосля на плаху пошли, — это мелочь… не говоря уже о девицах.

Себастьян потер саднящее горло.

— И выходит, что вернулась она…

— Вернулась, — признал ведьмак.

— Зачем?

Не ответит Аврелий Яковлевич, хотя и имеется у него догадка своя, да молчит, не мешает Себастьяну думать.

— Алтарь?

— Не нашли, Себастьянушка. Да и не искали вовсе, хватило заботы, а может, и не знали… и да, его изничтожить непросто. Но скрыть и того сложней.

— Одной это цепи звенья… одной… что возвращение ее, что Цветочный павильон с гнилью… алтарь… не чертежи монитора ей нужны, а…

— Королевич, — завершил Себастьянову мысль ведьмак. — Хольм окреп и давно уже поглядывает по-за границу Серых земель…

Себастьян кивнул.

Понимал.

Между Хольмом и королевством памятью о старой войне лежат Серые земли… и казалось — надежная защита, а если не они, то ожерелье королевских крепостей, уланские полки, острые штыки пехоты… и собственные заводы, которые, верно, хольмских не хуже.