Книга Перуновы дети - Юлия Гнатюк

– Да, события побежали, думаю, надо готовиться к новым невероятностям. Но мы-то с тобой знаем, что это не простые случайности, правда, солнышко?

– Правда, милый, и это так замечательно!

Чумаковы с головой ушли в изучение полного издания «Велесовой книги», куда были включены новые, ранее неизвестные тексты древних дощечек, давались подробные комментарии к ним, а также описывалась история обретения древних уник. Здесь были фотографии Изенбека, спасшего дощечки, Миролюбова, переписавшего их, других людей, которые занимались публикацией, дешифровкой и переводом текстов.

По мере изучения история славянорусов обретала плоть и кровь, понятнее становились отдельные отрывочные сведения о Руси древних античных авторов. Лида с Вячеславом довольно быстро научились читать оригинальный текст. Вячеславу помогало знание языков, а Лиде – тонкое поэтическое чутьё. Через некоторое время они настолько вошли в текст, что начали ощущать фальшь в некоторых местах перевода. Прочитав очередное не очень связное предложение: «И трава растёт сквозь кнуты (?)», Вячеслав взглянул на древний текст, нашёл нужное слово.

– Лида! – окликнул жену. – На украинском языке ведь «щелепы» это «челюсти»?

– Да, – подтвердила Лида.

– Постой! Тогда же здесь неверно переведено. Надо так: «Трава прорастает сквозь челюсти». Черепа давно убитых воинов лежат в степи, и трава прорастает сквозь их челюсти, логично?

– Конечно!

С этого момента они стал тщательно сверять оригинал с переводом. Пришлось обложиться словарями всех славянских языков. Почти сразу откопали ещё несколько неточностей.

– Лида, давай я поеду в Москву к Барашкову, покажу наши правки, что он скажет.

После некоторых размышлений решили, что Вячеслав поедет.

Снова он поднимается на второй этаж по деревянной лестнице. На этот раз Барашков на месте.

– Здравствуйте, я из Днепропетровска. Был у вас месяц назад, вы мне книгу подписали. Хочу поблагодарить вас, что смогли издать такую вещь. Правда, мы с женой заметили некоторые неточности в переводе…

– О, неточностей там хватает! – согласился Барашков. – Только пока дельных уточнений никто не даёт, хотя почта вон какая… – Он указал на высокую стопку писем.

– У нас есть вот такие поправки. – Чумаков положил листок на стол.

Барашков стал читать.

– Что, действительно по-украински «щелепы» – это «челюсти»? Я у Даля смотрел, там «кнуты», но тоже подумал: что-то не то…

– Вот ссылка на словарь, – указал Чумаков, – издание, страница…

– Ну, если так, то вы, пожалуй, правы. Я принимаю эту правку.

Остальные он принял тоже, поражённый тем, что сделано это не маститыми учёными, а совершенно неизвестными начинающими литераторами, которые ничем подобным до этого не занимались. Барашков тут же подарил Чумаковым экземпляр книги специально для правок, не переставая удивляться происшедшему факту.

– Кстати, Миролюбов – ваш земляк, уроженец Екатеринославской губернии, может, это знак? – серьёзно предположил он. – Что ж, давайте сотрудничать, будем готовить, так сказать, канонический перевод, тем более что впервые собраны все имеющиеся тексты «Велесовой книги».

– А где вы их брали? – поинтересовался Чумаков.

– Собрал все ранее опубликованные части, недавно получил копии из Америки от дочери Куренкова, который впервые опубликовал тексты дощечек в журнале «Жар-птица». Кстати, я сейчас размножу на ксероксе и дам вам, сверьте дома со второй копией, которую вдова Миролюбова прислала…

– Вдова Миролюбова? – удивился Чумаков. – Она что, ещё жива? Сколько же ей лет?

– Более восьмидесяти. Только переписываться с ней трудно, она русского языка не знает, я ни немецким, ни французским не владею. Вот и приходится нести письмо каким-то людям, переводить, морока большая. А вы как, языками владеете?

– Немного, – поскромничал Чумаков.

– Тогда спишитесь с бабушкой, – предложил Барашков, – или позвоните. Вот адрес и телефон. – Он протянул записную книжку. – Скажите фрау, что интересуетесь трудами её покойного мужа, пишете об этом…

Открылась дверь, вошёл отсутствовавший Геворкян. Он сразу вспомнил Чумакова и, услышав конец разговора, поинтересовался:

– А что вы пишете?

– Пока не знаем, что получится, возможно – повесть…

– Пишите роман! – предложил он. – Хороший исторический роман с приключениями и – обязательно – с любовной коллизией. Такой роман возьмёт и серьёзное издательство…

– Спасибо, подумаем! – улыбнулся Чумаков. Потом обратился к Барашкову: – Мы читали, что вы геофизик?

– Да, кандидатскую защитил, и докторская уже почти готова, только всё некогда…

– А почему именно вы занимаетесь переводом древнеславянского текста, разве у нас нет специалистов-лингвистов в этой области?

– Есть определённый круг специалистов по старославянской, то есть церковнославянской письменности, но «велесовица» не входит в её рамки. А официальная недоказанность подлинности «Вэ ка» заставляет держаться маститых учёных мужей от неё подальше. Кто станет рисковать своим именем, пересматривать основы того, на чём заработано звание и положение в науке?

– Понятно, – вздохнул Чумаков, – не всё могут короли. Выходит, могут только те, кто не ограничен рамками авторитета и научных трудов, которые следовало бы признать ошибочными…

– А как же вы думали, – включился в разговор Геворкян, – большая часть открытий и делается энтузиастами, теми, кто занимается наукой не по должности, а по душевному влечению. И если вам это нравится, то почему – нет?

После этого Чумаков раз в месяц приезжал в Москву, привозил очередные правки текста. Они садились с Александром за стол в редакции или в однокомнатной квартире, которую Барашков снимал в Москве, и спорили за каждую фразу, за каждое исправленное слово перевода. Чумаков настаивал на соответствии словарям, на логичности связей между отдельными предложениями и текстом в целом. Александр аргументировал наличием того или иного образа в мифологии и истории других народов. Это было интереснейшее время! К тому же выяснилось, что Александр с Вячеславом родились под одним созвездием Рака, что жён у обоих зовут Лидами, и обе они – Козероги, и обе пишут стихи. В общем, чудеса теперь случались на каждом шагу.

К этому времени Лида находилась уже в декретном отпуске и больше могла работать над текстами древних дощечек и рукописью книги, в отличие от Вячеслава, который должен был отвлекаться на зарабатывание хлеба насущного, поездки в Москву и прочее. Лида настолько погрузилась в ткань славянских повествований, что даже сны её теперь были связаны с древней тематикой.

Вячеславу приходилось напоминать ей о необходимости отдохнуть, отвлечься.

– Лидок, я знаю, что вы, женщины, чрезвычайно цельные натуры. Но ты сама медик, лучше меня должна понимать, что в твоём положении нельзя переутомляться.