Книга Кодекс экстремала - Андрей Дышев

– Пошел вон, – ответил я ему.

– Шеф! – возмутился Секач. – А они хамят!

– Вы позволите мне поговорить с ними? – спросил Нефедов у Милосердова.

– Полминуты.

Леша, который все это время охранял вход в красную комнату, приблизился к Милосердову и сказал:

– Шеф, этих двоих надо отпустить. Это будет ваш сильный ход…

Нефедов подошел к нам.

– Вот что, друзья, – взволнованно прошептал он. – Влипли вы очень серьезно. Ни самолета, ни автобуса никто Милосердову не даст. Омоновцы настроены очень решительно. Сейчас начнется такая рубка, что здесь вряд ли кто живым останется. Анна, сейчас ты выйдешь со мной, а Кирилла я постараюсь обменять на наркотики. Это тоже валюта, и у террористов она хорошо идет…

– Нет, – перебила его Анна. – Без Кирилла я отсюда не выйду.

– Ну вот что! – теряя терпение, произнес я. – Хватит здесь разыгрывать партизанку! Хватит впадать в детство! Не тот случай, Анна! Прекрати этот идиотский спектакль патриотов! Выметайся, и чтобы я тебя здесь не видел!

Я кинул взгляд на Нефедова. Он понял меня: схватил Анну за руку и потянул за собой. Анна вдруг замахнулась сумочкой и ударила Нефедова по голове.

– Отцепись! Отпусти меня! Я ненавижу тебя! Не смей прикасаться ко мне!..

Она вырвалась, подбежала ко мне, сверкнула глазами, полными гнева.

– Что скрипишь зубами, предатель! – произнесла она. – На что ты меня толкаешь? А на моем месте ты поступил бы так же? Ты бы меня бросил, да?!

– Да! – закричал я. – Да! Ни видеть, ни слышать тебя не хочу! Убирайся!

Нефедов подошел к Милосердову.

– За него я принесу наркотики. Постараюсь добыть и оружие… Отпусти его, – добавил он тише, с мольбой. – Отпусти обоих, Милосердов, не бери грех на душу…

– Надо отпустить, шеф, – с другой стороны снова стал просить Леша.

– Полковник, вы не деловой человек! – хмыкнул Милосердов. – Какие наркотики? За кого вы нас принимаете? Я политик, за мной идет народ! А вы – наркотики…

– Да чо с ней церемониться! – вдруг сорвался с места Секач, быстро подошел к Анне и схватил ее за волосы. – На улицу, сука!

Он пригнул ее голову и толкнул к двери. Анна устояла на ногах, развернула левое плечо и сильно замахнулась. Мы ударили Секача почти одновременно: Анна залепила ему звонкую пощечину, а я, задней мыслью понимая, что мы подписываем себе смертный приговор, со стоном наслаждения заехал ему кулаком в подбородок. Секач рухнул на кассовую стойку, и вслед за этим события понеслись со страшной скоростью. Оглушительно застучала автоматная очередь, погас свет, раздался обвальный грохот бьющегося стекла, истошно завизжали женщины.

– На пол! – диким голосом кричал Нефедов. – Все на пол!

Рядом трещала стойка, раздавались выстрелы, короткие вспышки вырывали из темноты силуэты людей с оружием, над полом потянуло холодным сквозняком. Я лежал сверху Анны, прикрывая ее собой. Под чьей-то подошвой хрустнули осколки стекла. За стойкой страшным голосом кричал человек, ругался матом и умолял добить. Несколько человек позади нас выбивали прикладами остатки стекол в оконных рамах и срывали жалюзи. С улицы ударили мощные прожекторы, заливая зал молочно-белым светом. Я видел только полусогнутые фигуры омоновцев и лежащих на полу людей. Над ними плоскими струями покачивался дым.

Выстрелы затихли. Я оперся руками о холодный пол, усыпанный битым стеклом, дернул головой, стряхивая застрявшие в волосах осколки, провел ладонью по голове Анны.

– Нет, зря мы не пошли на «Евгения Онегина», – пробормотал я. – Президентская ложа, коньяк… Анюта, ты как?

– Дайте свет! – скомандовал кто-то.

Под потолком вспыхнули уцелевшие светильники. Я щурился, кашлял. Едкий дым сдавливал горло. У входа, прижимая коленом к полу Милосердова, стоял Леша Малыгин. Он завел обе руки Германа за спину и защелкнул на них наручники. Нефедов, морщась от боли, подошел к Малыгину, обнял одной рукой и кивнул на улицу:

– Иди, теперь без тебя разберемся.

– Анна, – позвал я. Она лежала на холодном полу лицом вниз. Я взял ее за плечи и приподнял. Волосы закрыли ей лицо. Тогда я сел на пол и положил ее голову к себе на колени. – Ну все, хватит, – сказал я. – Пошутили и хватит.

– Второй этаж блокирован? – спросил Леша у Нефедова. Тот кивнул. Правой рукой он поддерживал левую. На рукаве, выше локтя, проступило темное пятно.

– Иди, – повторил Нефедов.

Леша отрицательно покачал головой.

– Нет, я останусь до конца.

Он посмотрел на нас с Анной, и лицо его помертвело.

– Анна, – шепнул я, убирая волосы с ее лица. – Анютка, милая, что с тобой случилось?

Глаза ее были открыты. В уголке губ алела капелька крови.

Леша подошел к нам. Под его ногами хрустело стекло.

– Так ты, оказывается, мент? – спросил я равнодушно.

– Что с ней?

– Не знаю, – ответил я. – Молчит.

Леша присел рядом, взял руку Анны, держал ее долго, глядя на кусочки стекла, выпачканные в чьей-то крови. Потом опустил руку на пол.

– Пульса нет, – произнес он.

– Это ерунда, – ответил я. – Пульс не всегда можно прощупать. Она дышит.

– Она умерла, – сказал Леша.

– Сам ты умер, дурак! – выкрикнул я не своим голосом, исковерканным спазмой. Что-то сдавило горло так сильно, что потемнело в глазах, и я часто сглатывал, откашливался, но вместо кашля получался стон. – Послушай, Лешик, сколько у тебя масок, кто ты вообще такой? Может, Фантомас?

Леша выпрямился. Его качнуло, и он ухватился за расщепленную стойку. Омоновцы выводили оставшихся в живых боевиков. Германа Милосердова подняли на ноги два человека в штатском и повели к машине, которая задним ходом подъезжала к разбитым дверям.

Нефедов, опустив раненую руку в карман плаща, ходил по залу и часто затягивался сигаретой. Какой-то мужчина в кожанке подскочил к нему и, показывая на улицу, сказал:

– Там пресса, Валерий Константинович. Просят разрешения пройти в зал.

– Кто?! Пресса?!. К черту прессу! – вдруг необыкновенно зло крикнул Нефедов. – Гони их отсюда к чертовой матери!

– А телевидение?

– Всех! Даю минуту на то, чтобы очистили улицу, иначе их вышвырнет отсюда ОМОН.

– Есть. Так и передам, – ответил с поклоном человек в кожанке.

Нефедов не подходил к нам. Он даже не смотрел в нашу сторону. Я гладил Анну по голове. Ее волосы струились между моими пальцами. С прерывистым воем, словно захлебываясь от долгого бега, к оконному проему подкатила машина «Скорой помощи». Выскочили люди в белом, распахнули створки задней двери, вытащили носилки и по стеклам, по гильзам вбежали в зал.