Книга Ивушка неплакучая - Михаил Николаевич Алексеев

рот. — Вот теперя ты сыт. Ступай зови мать и тетку Марию.

Филипп убежал, а Тишка, непривычно задумчивый, поглядел ему вслед, покачал головой и только потом пододвинул к себе тарелку с остывающими галушками.

У бочки, где умывались женщины, Феня хотела умыть и сына, попыталась было ухватить его за пиджачишко, но Филипп миногой вывернулся из ее рук, выскочил на пашню и, перепрыгивая через жирные пласты, убежал к трактору, на этот раз к ее, материному.

— Хорошо, поди, в охотку-то, — сказала Феня, озаряясь светлою улыбкой.

— В охотку и взрослым все хорошо. На нелюбую, постылую работу идешь, как в гору крутую, а на любую — как под гору летишь, ног под собой не чуешь, — расфилософствовалась Мария, глянув сбоку на все еще улыбающуюся подругу, не вытерпела, спросила: — Ты, Фенюха, нынче какая-то вся из себя… какая-то спокойная. Отчего бы это?

— А что мне? — просто ответила Феня. — Я, Маша, завсегда спокойна, покуда дело делаю. Вот оторви меня от этого руля проклятущего, приведи хоть на один — день в село, меня и зачнет качать из стороны в сторону. Места себе не нахожу! А тут… — она умолкла, проследила глазами за сыном, который уже вскарабкался на трактор и теперь, наверное, вообразил себе бог знает что.

Солнце уже миновало половину небес и клонилось к закату. Большой мар, подсвеченный сбоку, отбрасывал длинную конусообразную тень; на другом кургане землемерная вышка поместила неподалеку от себя такую же вышку из тонких, изломанных теней; серебристая паутина, зацепившись за верхнюю перекладину первой, реальной вышки, силилась другим концом ухватиться за ту, призрачную, но не могла и порхала, сама уж вроде бы и невесомая и нереальная. Феня залюбовалась ею, в глазах опять зарябило, они ослезились, и она повернулась к подруге:

— Пойдем скорее. Катерина ругает вон уж нас.

Ели молча. Не ели, а насыщались, потому что еда была невкусная, как ни старалась стряпуха как-то сдобрить ее комочком сала да пережаренным в том же сале луком; галушки, хоть и были малыми в размере, все же царапали горло, а разжевывать их не хотелось; проглоченные целиком, они быстрее наполняли брюхо и создавали иллюзию сытости. В какую-то минуту — Феня не заметила ее — она перестала есть, сидела за столом спиною к будке, а лицом к селу. Не хотела думать, а думала. Где он там сейчас? Что делает? Думает ли о ней? И что он решил? По глазам его она видела в последнюю минуту, что он что-то надумал, и скорее всего нехорошее для нее. Но что?

— Маш?

Но за столом уже никого не было. В стороне, у котла, Катерина мыла посуду. А на приступке, по которой трактористы подымаются в будку, сидели Тишка и Мария Соловьева. Тишка склонил на ее колени свою кучерявую голову. Маша бездумно глядела на нее, изредка запуская пальцы в его жесткие волосы.

— Вы что ищетесь, что ли? — вяло спросила Феня.

— Ищем, да никак все не найдем, — усмехнулась Мария. — У тебя, Фень, нет ли какой-нибудь мази?

— Зачем тебе?

— Для него вот. Лицо-то вспухло. Как, скажи, у Колымаги стало. Даже поширьше.

Феня порылась в кармане, достала баночку вазелина.

— На, смазывай. Да смотри не приголубь опять.

— Не дай бог! — испугалась Мария. — С нас довольно.

— Богу молись, а черта не гневи, — обронила у своего котла Катерина и, крестя рот, вздохнула: — Эх, хехе-нюшки-хе-хе! Грехи наши тяжкие!

— Ты что там, теть Катя? — забеспокоилась Мария.

— Да так, об своем…

14

Авдею потребовался целый час, чтобы дозвониться до директора МТС. А когда все-таки дозвонился и узнал от самого Федченкова, что требуемых Авдеем запасных частей нету, а гусеничный трактор прибудет не раньше весны, пожалел, что понапрасну затратил время, которое ему было нужнее для другого дела. Разговаривая по телефону, он видел через полуоткрытую дверь председателева кабинета, как из соседней комнаты выскочила юная бухгалтерша — Наценка Скворцова и скрылась за входной дверью. Последние слова директора относительно гусеничного трактора выслушал рассеянно и теперь не знал толком, по какой причине машина эта придет в их колхоз с таким опозданием. Повесив трубку, Авдей выбежал на улицу, но Наденкин, как говорится, и след простыл. Он глянул в одну, другую сторону, но нигде ее не увидел. Зашел за один угол, за другой, вышел за глухую стену — Скворцовой нигде не оказалось, а ему очень хотелось захватить ее одну в бухгалтерии и разом порешить задуманное дело. Поглядел на часы: сообразил — Наденка ушла домой обедать. Двинулся было по направлению Штопалихиного дома, но на полпути передумал, повернул домой, почти вбежал в избу, с ходу выпалил изумленной Авдотье Степановне:

— Готовься, мать. Женюсь!

— Не бывать этому! — выкрикнула та, хватаясь за сердце.

— Как не бывать? — в свою очередь, удивился он, не сообразив поначалу, что говорят и думают с матерью о разном. — Ты же сама мне все уши прожужжала: «Женись, женись на Наденке Скворцовой», а теперь…

Авдотья Степановна просияла:

— Господи! А я-то, грешница, подумала… Слава те, услыхал мою молитву, всемилостивец! Давно бы так-то! — Она зачем-то метнулась в горницу, выскочила оттуда, забегала по задней избе, тычась, точно слепая, во все углы, не зная, что ей делать, что предпринять, куда в первую очередь надо побежать и кому раньше всего поведать о своей великой радости. На какое-то время, однако, потеряла и память и рассудок, наконец, пришла в себя, спросила: — Ты что ж, сынок, уже посватался?

— Да я ее и не видел, не говорил еще с ней, — сказал он, смеясь: его потешал возбужденный вид матери, ее суматошные, бестолковые движения. — Ступай ты к Скворцовым.

— Сейчас, сейчас, Авдеюшка! Я мигом. Только ты-то не умыкнись куда. Сиди дома. А я мигом!

Наспех покрылась шалью, на бегу застегивая кацавейку, она побежала сперва не к Штопалихе, а к Аграфене Ивановне, полагая, что лучше будет, если та пойдет вместе с нею и будет за сваху. Авдотья Степановна была совершенно убеждена, что подруга ее будет не меньше ее, Авдотьи, рада такому исходу дела. И уж никак не думала, что вчерашняя ее союзница в одну минуту обернется ярой супротивницей. А произошло именно это, повергнувшее Авдотью в крайнее недоумение.

Выслушав принесенную ей новость, Аграфена Ивановна собрала сухие губы в щепотку, окинула гостью сердитым взглядом, задышала часто, неровно. Молвила с великою обидой:

— Моя Фенюшка аль хуже Наденки, вертихвостки этой? И сынку твоему аль не совестно? Морочил, морочил голову бабенке, а теперь в кусты? Можа, она уж понесла от него?