Книга Мальчик глотает Вселенную - Трент Далтон

Папаша засовывает два пальца в рот и выдает резкий и неуместный свист, как будто где-то в деревне зовет пастушью собаку домой на закате.

Мамины аплодисменты вызывают энергичное хлопанье по всему залу, и это делает мою маму такой гордой, что ей приходится встать, чтобы не лопнуть.

Август пожимает руку человеку в костюме, благодарно принимая свою медаль и свидетельство. Он гордо улыбается для фотографии; затем машет публике, и мама отчаянно машет в ответ, несмотря на то, что жест Августа был более общим, вроде взмаха королевы, приветствующей толпу из автомобиля. Мама переживает шесть стадий материнской любви: гордость, восторг, огорчение, благодарность, надежду и снова гордость. Каждая из этих стадий сопровождается слезами. Затем Август уходит со сцены с правой стороны.

Я встаю и начинаю протискиваться обратно мимо колен людей, сидящих справа от меня.

– Извините, – бормочу я. – Простите. Мои извинения. Сожалею, что беспокою.

– Илай! – кричит мама шепотом. – Куда ты собрался?

Я оборачиваюсь и делаю жест рукой, который, надеюсь, передает мою надежду вскоре вернуться на место. Я бросаюсь по центральному проходу к боковой двери, которая открывается в ведущий вдоль зала к сцене коридор, где работники закулисья в черных рубашках и брюках снуют с кофейниками, чайными чашками и серебряными тарелками с булочками и бисквитами. Я пробегаю вперед несколько метров, а дальше перехожу на шаг, когда официально-важного вида женщина бросает на меня недоуменный взгляд. Я небрежно улыбаюсь, словно и должен быть здесь. Уверенность, Дрищ. Двигаться под покровом магии. Она не знает, что думать, потому что магия защищает меня. Я поворачиваю в дверь, которая выглядит так, будто ведет к туалетам, и официального вида женщина с недобрым взглядом продолжает идти по боковому коридору. Я выхожу обратно из дверного проема и просто иду дальше, и – небрежно и по-деловому – проскальзываю за черный занавес на краю сцены.

Август. Он идет на меня, широко улыбаясь, и золотая медаль подскакивает на его груди, когда он прыгает по полированным ступеням этого крыла сцены. Но его улыбка исчезает, когда он видит выражение моего лица.

– В чем дело, Илай?

– Я нашел его, Гус.

– Кого?

Я открываю черную кожаную сумку, и Август заглядывает внутрь. Он пристально смотрит в сумку. И не говорит ни слова.

Он кивает в сторону. Следуй за мной.

Август спешит к двери гримерной комнаты за боковой частью сцены, торопливо открывает ее. В комнате ковер. Столы и стулья. Жесткие черные футляры для музыкальных инструментов. Акустическая аппаратура. Фруктовая тарелка с кожурой апельсина и дыни, наполовину съеденный арбуз, разрезанный на куски. Август шагает к хромированному медицинскому столику-тележке на колесиках. На нем стоит ящик, накрытый красной шелковой тканью. Рядом лежит карточка с именем. «Титус Броз». Август приподнимает уголок шелковой материи, чтобы показать стеклянный ящик Титуса Броза с работой всей его жизни – прототипом силиконовой руки. Его большой прорыв. Его великий дар штату Квинсленд.

Август молчит. Он говорит молча: Дай мне эту сумку, Илай.

Мы выскальзываем из-за черного занавеса обратно в боковой коридор зала. Теперь мы двигаемся быстро. Братья Беллы. Выжившие Илай и Август, Чемпион Квинсленда. Золотой медалист и его почитатель – младший брат. Непростая прогулка. Потом чиновница, которая таращилась на меня прежде, снова одаривает меня злым взглядом, когда идет обратно по коридору, и тут время замедляется, потому что эта женщина сопровождает за кулисы мужчину. Старого мужчину, одетого в белое. Белый костюм. Белые волосы. Белые ботинки. Белые кости. Старик замечает мое лицо слишком поздно, и оно регистрируется в его сознании только после того, как я прохожу мимо его плеча. Время и точки зрения. Времени не существует, а с любой точки зрения эта сцена выглядит одинаково: Титус Броз останавливается и чешет голову, размышляя о молодом человеке, прошедшем мимо с черной кожаной сумкой – точно такой же, как та, которую Титус держит в своем бункере для очень плохих дел. Но с любой точки зрения он озадачен, потому что, когда время возвращается к своей обычной скорости, нас уже нет в коридоре. Мы исчезли. Сбежали. К нашим маме и папе.

– И наконец, мы подошли к нашей последней награде за этот вечер, – объявляет ведущая. – Один-единственный победитель, который действительно заслуживает звания Квинслендского Старшего Чемпиона.

Я вновь протискиваюсь мимо колен многострадальных шести человек, сидящих возле нас в ряду «М». Август ждет в центральном проходе. Я жестом показываю маме, что нам пора уходить. Тычу большим пальцем за плечо, указывая на Августа. Наконец я добираюсь до своего места.

– Нам пора идти, народ, – говорю я.

– Не будь таким невежей, Илай, – отвечает мама. – Мы останемся до последней награды.

Я кладу руку маме на плечо. С серьезным лицом. У меня никогда не было более серьезного лица.

– Пожалуйста, пойдем, мам, – говорю я. – Ты не захочешь этого видеть.

И ведущая «Седьмого канала» радостно вызывает на сцену Квинслендского Старшего Чемпиона.

– Ти-итус Броз! – нараспев произносит она.

Мама переводит взгляд с меня на сцену, и у нее уходит некоторое время на то, чтобы связать это имя с фигурой в белом костюме, медленно двигающейся по сцене за своей наградой.

Она встает. Она ничего не говорит. Она двигается к выходу.

– Что за чертова спешка? – интересуется папаша, когда мы добираемся до парадных дверей Брисбен-Сити-Холла.

Но ход его мыслей прерывается мигающими огнями двух полицейских машин на брусчатке Площади короля Георга, припаркованных V-образно по обе стороны «Форда-Метеора» Кэйтлин. Человек десять полицейских в голубой форме идут в нашу сторону. Еще двое полицейских бережно помогают Бевану Пенну перебраться на заднее сиденье полицейской машины. Беван находит меня взглядом в этой суете. Он кивает. В этом кивке благодарность. Смятение. Жизнь. Тишина.

– Что за хрень тут творится? – размышляет отец вслух.

Кэйтлин Спайс идет среди полицейских. По сути, она их и ведет. Спайс копает глубоко. Она входит в фойе и указывает на двери зрительного зала.

– Он уже там, – говорит она. – Тот, который во всем белом.

Полицейские цепочкой входят в зал.

– Что происходит, Илай? – спрашивает мама.

Мы наблюдаем за полицейскими, занимающими позиции по всему залу в ожидании, пока Титус Броз закончит свою долгую и самонадеянную речь о последних четырех десятилетиях, которые он посвятил квинслендскому сообществу людей с ограниченными возможностями.

– Это конец Титуса Броза, мама, – говорю я.

Кэйтлин подходит ко мне.

– Все в порядке? – спрашивает она.

– Ага, – отвечаю я. – А у тебя как?

– Нормально, они послали три полицейские машины к дому в Беллбоури.