Книга Сжигая мосты - Юлия Гатальская

Может кто-то назовёт меня маньяком, но я физически не мог смотреть ни на одну женщину с тех пор, как понял, что погоня за удовлетворениями физических потребностей свойственна лишь тупым животным, не обладающим интеллектом. Я уже успел побывать в шкуре осла и больше всего на свете не хотел повторения подобной унизительной роли, которая чуть не сгубила мою жизнь окончательно. Это не значит, что я не хотел секса, я хотел его безумно, хотел так, что в пору было завыть от неудовлетворённости, но проблема заключалась в том, что я хотел секса только с одной женщиной, которую по-настоящему любил и которая не любила меня.

Судьба, от которой я получал пинки ежесекундно, стоило мне вытащить свою голову из своей же задницы и разглядеть настоящие вещи, достойные внимания, смеялась надо мной. Её ирония сквозила во всём: мне было необходимо потерять самое важное, чтобы найти ответ на вопрос ради чего на самом деле стоит жить. Только ответ этот меня теперь совсем не радовал, напротив, я будто бы получил обухом по голове, но, надо признать, получил заслуженно и я не жаловался, а стойко терпел все удары и издёвки.

В ту субботу я понял, что Катя любит меня, и это уже не походило на очередной пинок, напротив, это радовало меня, так сильно, что хотелось улыбаться. Моя маленькая дочь со всей присущей ей детской наивностью и верой в добро простила меня, и мне не обязательно было услышать эти слова, достаточно было увидеть подтверждение её прощения в её зелёных глазах.

Мы ещё не успели подъехать к дому моих родителей, как Катя вдруг задала неожиданный вопрос, настолько неожиданный, что я растерялся. Она ни с того ни с сего спросила:

– Папа, я очень хочу, чтобы ты жил с нами. Почему ты не хочешь забрать нас с мамой к себе?

Дочь смотрела на меня широко открытыми глазами, и я кожей чувствовал, какой ответ она ждёт от меня, тем больнее было осознавать, что я не могу произнести те слова, которые бы сделали её немного счастливее.

– Малыш, я бы очень хотел, чтобы мы снова жили вместе, правда, но я сильно обидел твою маму.

– Попроси прощения, – предложила Катя, и я внутренне улыбнулся её наивности.

– Этого слишком мало, котёнок, – ответил я, слегка погладив дочь по густым волосам, заплетённым в косу тонкими пальцами Вероники.

– Мама говорила, что если по-настоящему хочешь, чтобы тебя простили, тебя простят, надо только правильно попросить, – не сдавался мой ребёнок.

– Малыш, мы с мамой уже давно не живём вместе, я сам сделал для этого всё, к тому же теперь рядом с вами Серёжа, мне кажется, он тебе нравится, – признал я очевидные вещи, хотя мне было неприятно произносить это вслух.

– Это из-за тебя вы с мамой разъехались?

– Да, – честно сказал я.

– Что ты сделал?

– Целовался с другой женщиной.

– Зачем?

– Сам не знаю, просто сделал глупость.

– Но мама тоже целуется с Серёжей!

Я честно не знал, как закончить этот разговор, причиняющий мне боль и заставляющий мою дочь нервничать, поэтому я просто сказал:

– Я сильно провинился, поэтому твоя мама выбрала Серёжу.

– Если мама прогонит Серёжу, ты вернёшься?

– Только если мама этого захочет.

– Я попрошу её!

– Катя, боюсь, что этой просьбой ты расстроишь маму. Я понимаю твои желания, но иногда взрослые делают плохие вещи, за которые им приходится отвечать. Теперь я наказан за тот глупый поступок и должен спокойно переносить наказание. Но это не значит, что я не буду видеться с тобой. Я очень тебя люблю и постараюсь больше никогда не уезжать от тебя так далеко и надолго. Пожалуйста, давай не будем расстраивать маму и ничего не скажем ей о нашем разговоре. Это будет наш секрет.

Катя при слове «секрет» хитро улыбнулась, и я понял, что она ничего не скажет Веронике.

– Хочешь, поедем в центральный парк? – попытался я замять разговор. – Будем гулять в парке аттракционов, есть мороженное и играть.

– Хочу!

– Тогда поедем прямо сейчас!

Прогулка на свежем воздухе выветрила из головы моей дочери мысли о моём возвращении, однако на моём сердце повис ещё один стопудовый камень, пригибающий меня своей тяжестью к земле и причиняющий боль. Желание Катюши вернуть меня в семью могло бы обрадовать меня, если бы только я не был уверен, что не имею права рассчитывать на дочь в качестве союзника, потому что это вывернет Веронике душу наизнанку. Я же не хотел причинять ей ещё большую боль, чем уже причинил, а, значит, стоило забыть обо всех едва тлеющих огоньках надежды на борьбу, которые периодически вспыхивали вновь, раздуваемые внешними факторами.

На следующее утро я вернул Катю в дом Новиковых, наткнувшись при этом на Волкова, маячащего перед носом моей бывшей жены. Не знаю отчего, хотя, конечно же, знаю, мне постоянно хотелось намылить ему шею при каждой встрече, но я понимал, что он был рядом с Вероникой в самую трудную минуту, когда я отвернулся от неё. Однако я был не настолько благородным, чтобы искренне быть ему за это благодарным, чего греха таить, я ненавидел его за то, что он оказался в нужное время в нужном месте, стоило мне промахнуться и допустить самую большую ошибку своей жизни. У меня даже создавалось впечатление, что он всё это время только и ждал моей оплошности, чтобы иметь возможность попытать счастья, добившись расположения Вероники.

Но я недооценил темперамент и упёртость Волкова, хотя смог в значительной степени ощутить всю его неуверенность в себе и страх, когда в среду он буквально ввалился в мой офис с обвинениями. Какой непроходимый идиот. Надеялся выяснить со мной отношения кулаками, брызгал слюной и давился ядом, обвиняя меня во всех смертных грехах, в тот числе и в том, что я настраиваю против него Катяю Я старался выслушать его спокойно, не вставая из-за стола, хотя всё во мне кричало и призывало к действиям. Поведение Волкова только убедило меня лишний раз в том, что он не уверен в себе, не уверен в чувствах Вероники к нему, не уверен в привязанности Катюши.

Я молча смотрел на его разъярённый вид и внутренне укреплял свои догадки в том, что он совсем не подходит моей бывшей жене. Этот нетерпеливый, вспыльчивый, недалёкий деревенский парень несомненно был влюблён в Веронику, но после его визита я впервые дал себе надежду усомниться в её чувствах к нему. В какой-то момент я даже не сдержал ухмылки, когда он принялся угрожать мне, но следующие его слова заставили меня вновь испытать боль:

– Ты говнюк, Власов! Ты изменил ей, отвернулся от неё и даже ни разу не извинился, а теперь как ни в чём не бывало вернулся и уверен в том, что она всё забудет от одного твоего слащавого взгляда? Ты подонок, разбил её сердце, растоптал её чувства и даже не надейся, что я отдам тебе то, чего так долго добивался. Ты играешь не по правилам, ты используешь ребёнка, чтобы надавить на Веронику. Думаешь, я не знаю, чего ты хочешь? Она не твоя игрушка, Власов!

В словах Волкова было много правды, но я не видел потребности оправдываться перед ним или выяснять с ним отношения. Я даже перестал злиться на него в тот момент, мне только стало его жаль: он настолько сильно любил Веронику, насколько был не уверен в себе, и я это чувствовал даже в его взгляде, не говоря уже о поведении.