Книга Война за «Асгард» - Кирилл Бенедиктов

– Зайди, – услышал он глуховатый, доносившийся словно из-под земли голос Мнемона. – Зайди и сядь.

Танака откинул бамбуковый занавес, маскировавший вход в круглую комнату, и вошел. Хара-гэй не обмануло его – в комнате сидели двое. Перед Мнемоном и Радостиной горели странные толстые, почти не дававшие света черные свечи и стояли грубые глиняные пиалы с какой-то снедью.

– Хорошо, – без всякого выражения сказал Мнемон. Слабый дрожащий отсвет падал на его лоснящееся черное лицо, плясал в розоватых белках огромных глаз. – Хороший подарок. Лучше, чем раньше. Смотри.

Танака обернулся к Радостине. Девушка сидела неподвижно, словно кукла-андроид, глядя прямо перед собой. Курточка ее куда-то исчезла, волосы распущены так, что от косичек не осталось и следа, на щеке красовалась свеженькая розовая царапина. В порядке она или нет, Танака сказать не мог – для этого следовало хотя бы попытаться поговорить с ней, расспросить о каких-то простых вещах, но делать это до сеанса воспоминаний было рискованно – Мнемон мог обидеться и ничего не рассказать вовсе.

– Будет ребенок, – сказал Мнемон, выдержав небольшую паузу. – Мой ребенок. Страшный. Да, страшный. Я боюсь этого ребенка. Уже сейчас.

– Почему? – Танака сунул руку в карман, где лежала маленькая коробочка компьютера, и включил режим записи разговора. – У него будут такие же способности, как и у тебя? Или другие?

– Другие, – тут же отозвался Мнемон. – И такие, как у меня. Но он будет непохож на меня. Как называется твой бизнес?

– Проект «Super Homo». Сверхчеловек

– Вот. Он будет сверхчеловек. Большой, страшный. Я думаю: не лучше ли убить его прямо сейчас?

Танака внимательно посмотрел на Молу Чеко, но в слабеньком свете черных свечей невозможно было разобрать, шутит он или говорит серьезно.

– Убить его сейчас можно только вместе с подарком,Мнемон, – спокойно сказал он. – Ты хочешь убить подарок?

Чернокожий великан ухватился огромными ручищами за сиденье своего стула и начал раскачиваться на нем взад-вперед, рискуя удариться грудью о край стола.

– Нет, – ответил он после новой паузы. – Не хочу убивать. Красивая, хорошая. Много вспомнил. Важно для тебя. Будешь слушать внимательно – все пойдет хорошо. Плохо слушаешь – очень плохо. Катастрофно, нет?

– Катастрофично, – поправил Танака. – Я внимательно слушаю тебя, Мнемон.

Но Молу Чеко молчал. Затем, наклонившись к Радостине, внезапно сильно схватил ее огромной рукой за волосы и повернул лицом к себе.

– Расскажи ему, – рявкнул он. – Расскажи то, что ты видишь в моей голове, живо!

– Почему она? – сейчас же спросил Танака. – Ты не можешь рассказать сам? Или не хочешь?

Мнемон фыркнул и отпустил волосы девушки. Голова Радостины мотнулась назад, но выражение глаз не изменилось ни на мгновение. Взгляд был пустой, равнодушный, словно у человека, приговоренного к пожизненному заключению. По-прежнему глядя прямо перед собой, она заговорила:

– Я вижу горы, покрытые снегом Сумерки. В заснеженном лесу у подножия большой горы самурай по имени Ошо повстречал воина с белой повязкой на лбу.

Танака затаил дыхание, боясь разрушить волшебство момента. Он не понимал, почему Мнемон доверил играть свою роль Радостине – раньше такого никогда не случалось, – но спрашивать не решался. По-видимому, за то время, что он провел в саду, девушка выучила полученную Мнемоном информацию и теперь просто повторяла урок. В любом случае слушать ее голос, даже такой безжизненный и лишенный интонаций, было приятнее, чем разбираться в тягучем африканском акценте Молу Чеко.

– Ошо сражался под знаменами князя Тадэмори. Войска князя встретились с армией его врага, генерала Маэды, на равнине Койсан, и потерпели сокрушительное поражение. Спастись удалось немногим, но Ошо повезло. Во время битвы его оглушило ударом боевого цепа по шлему, он потерял сознание и упал на землю. Прочный стальной доспех спас его от тяжелых подков кавалерии генерала Маэды, и, когда он вновь пришел в себя, сжимая в руке штандарт клана Тадэмори, сражение уже закончилось...

Слушая мелодичный голос Радостины, Танака ощутил, что волны времени подхватывают его и с мягкой, но неодолимой силой уносят в далекую заснеженную страну, где сталкивались на равнинах огромные, закованные в сталь армии, свистели стрелы и самураи, оставшиеся в живых после смерти своего сюзерена, совершали ритуальные самоубийства-сэппуку.

Ошо должен был вернуться в замок к наследникам князя Тадэмори и просить их принять его на службу. Если бы они отказались, единственным выходом для него оставалось самоубийство.

Однако он не сделал ни того, ни другого. Он ушел в горы и, затаившись там, стал поодиночке настигать и уничтожать солдат Маэды. Так продолжалось несколько месяцев, и однажды он встретился лицом к лицу с самураем, меч которого поразил князя Тадэмори в битве на равнине Койсан...

– Я помню гнев и ненависть Ошо, – неуверенно произнесла Радостина. – Противник, голову которого украшала белая повязка, оказался сильнее. Вскоре он выбил оружие из рук Ошо и приготовился покончить с ним одним ударом...

Голос девушки дрогнул и прервался.

– Ошо выжил. Ему удалось убить своего противника, перерезав ему сухожилия на ногах, там, где они не были защищены наколенниками. Но он сделал это не в честном бою, а с помощью уловки, недостойной самурая... Возможно даже, что он дал человеку в белой повязке клятву, которую тут же нарушил... Я не вижу деталей... Знаю, что Ошо бежал на Окинаву и до конца жизни вздрагивал, когда его называли самураем...

Радостина перевела дыхание. Когда она заговорила вновь, Танака заметил, что на лбу у нее выступили мелкие капельки пота.

– Существует связь между этим воспоминанием и той картиной будущего, которую я сейчас вижу. Смысл связи мне неясен, но она очень сильна. Мне кажется; это нечто вроде первопричины...

Мнемон издал предупреждающее рычание. Радостина тут же замолчала, и в наступившей тишине огромный негр торжественно задул последнюю черную свечу. Комната погрузилась в непроницаемую, плотную, словно бы осязаемую тьму.

– Если это все о прошлом, – осторожно нарушил молчание Танака, – может быть, мы перейдем к будущему?

Он уловил движение в темноте и почувствовал, как что-то коснулось его руки. Широкая как лопата ладонь Мнемона накрыла руку доктора и прижала ее к столу.

– У меня есть для тебя хорошие новости, желтый братец, – прогудел Мнемон. – Ты будешь богом.

– Прости. – Танаке показалось, что он ослышался. – Что ты сказал?

– Богом станешь, – охотно повторил Мнемон. – Или чем-то вроде того. Эта девчонка здорово помогает вспоминать. Я ни разу не вспоминал про тебя таких... как это? Drole... вещей.

– Забавных, – подсказал ошеломленный Идзуми. – И когда это случится, по-твоему?

– Не знаю. Может быть, скоро. Может, через тысячу лет. Тут есть одна проблема... не знаю, как тебе объяснить... не хватает слов.