Книга Дочь Великого Петра - Николай Гейнце

— Шучу? — подняла княжна удивленно-наивные глаза. — Почему?

— Но после нашего разговора…

— Я забыла о нем и к тому же, я думаю, что он был последствием вашей головной боли… Приезжайте, говорю вам теперь почти с глазу на глаз.

— И вы меня примете?

— Нет, граф, вы все еще нездоровы. Простите меня… Зачем же бы я вас приглашала?

— Чтобы отказать мне через лакея… — задыхаясь, произнес граф.

— Я не способна так мелко мстить, граф… В моих жилах все-таки, что бы вы ни говорили, течет кровь князей Полторацких.

XV

Между страхом и надеждой

После описанного нами разговора графа Иосифа Яновича Свянторжецкого с княжной Людмилой Васильевной Полторацкой в сердце графа снова поселилась надежда. Через несколько дней, однако, решился он только сделать визит на Фонтанку и вернулся после него окончательно очарованный и вместе с тем окончательно безумно влюбленный.

Княжна приняла его снова в будуаре, где он так глупо — он теперь сознавал это — прервал свое объяснение в любви, объяснение, которое было достигло цели, так отдалившейся от него в настоящее время. Княжна была обворожительно любезна, кокетлива, но, видимо, несмотря на ее уверения, она ничего не забыла, ничего не простила.

Чутким сердцем влюбленного граф угадывал это и понимал, что его любовь к ней почти безнадежна. Только чудо может заставить ее заплатить ему взаимностью. Он оскорбил ее явно выраженным желанием сделать своей любовницей, а не женой, и гордая девушка никогда не простит ему этого.

Так думал граф, возвращаясь, повторяем, очарованный из дома княжны Полторацкой. Другой внутренний голос, однако, говорил ему иное и как чудодейственный бальзам действовал на его измученное сердце. Граф слишком любил, чтобы не надеяться, слишком желал, чтобы не рассчитывать на исполнение своих желаний.

Человек обыкновенно верит в то, во что ему хочется верить, и представляет себе всех и вся в том свете, который для него благоприятнее. Это одна из отрадных и спасительных способностей человеческого ума и сердца. Потеря этой способности доводит человека до мрачного отчаяния, до сумасшествия, до самоубийства. Граф, повторяем, надеялся, а потому и мечтал.

Они оба связаны тайной их происхождения. Не лучше ли им быть совсем близкими людьми, чтобы эта тайна умерла вместе с ними? Как ни уверена княжна Людмила Васильевна в непроницаемости своей тайны, в бессилии, наконец, его, графа, повредить ей, все же знание им этой тайны не может ее не тревожить. Открытие его тайны, его самозванства, если бы даже оно дошло до властей, не представило бы для него никакой опасности. Носимое им имя — имя его матери, его дала ему мать, она же вручила ему документы, доказывающие его право на это имя. Если у него отнимут эти права, то он, уже поступивший на русскую службу, то есть зачисленный, как известно, в один из гвардейских полков, ничего не будет иметь против фамилии его отца — Лысенко. Графский титул не пленяет его, а заслуги отца наложили уже на его фамилию известный блеск.

Другое дело, если каким-нибудь образом откроется самозванство княжны Полторацкой — за этим самозванством скрывается страшное преступление — преступление, караемое рукою палача. Этого не могла не знать и не понимать молодая девушка, как бы она ни была самонадеянна. Она, конечно, дорого бы дала, чтобы граф Свянторжецкий, он же Осип Лысенко, исчез с ее жизненной дороги или же сделался бы для нее безопасным. Первое сделать трудно, второе может быть достигнуто лишь замужеством с ним. Этим-то, вероятно, и объясняется то, что она так настойчиво делает вид, что забыла прошлое. В ее голове, вероятно, создался именно такой план, но она, конечно, не сразу откроет свои карты, она захотела его помучить. Пусть. Он готов ждать, лишь бы смел надеяться, он готов страдать, если эти страдания приведут его к наслаждению.

Вот те успокоительные мысли, которые подсказывал ему внутренний голос, голос надежды, присущий каждому человеческому сердцу. Граф Иосиф Янович стал надеяться и терпеливо ждать. Время летело.

Год траура княжны Людмилы Васильевны окончился, и она стала принимать живое участие во всех придворных и великосветских празднествах и увеселениях. Ее всегда окружал рой поклонников, среди которых она отдавала предпочтение попеременно то князю Сергею Сергеевичу Луговому, то графу Петру Игнатьевичу Свиридову. Поведение ее относительно графа Свянторжецкого в общем было более чем загадочно. Она дарила его благосклонной, подчас понятной для него одного красноречивой улыбкой или взглядом, а затем, видимо с умыслом, избегала его общества и кокетничала на его глазах с другими. Он испытывал невыносимые муки ревности. Уже несколько раз, бывая у ней и проводя с ней обворожительные tete-a-tete’ы, граф Иосиф Янович начинал серьезный разговор о своих чувствах, но княжна всегда умела перевести этот разговор на другой или ответить охлаждающей, но не отнимающей надежды шуткой.

— Я, по ее мнению, видимо, еще не искупил вины, — успокаивал себя граф. — Искус еще не окончен.

И снова безропотно несчастный молодой человек продолжал лихорадочную жизнь между страхом и надеждой.

С окончанием траура граф стал очень редко заставать княжну одну. В ее приемные дни и часы ее гостиная, а иногда будуар, смотря по тому, где принимала княжна, были обыкновенно переполнены. Одних гостей сменяли другие.

Случилось так, что прошло около месяца, а граф Иосиф Янович ни одной минуты не мог остаться с глазу на глаз с княжной, как он ни старался пересидеть ее многочисленных посетителей. Он был мрачен и озлоблен. Это не ускользнуло от молодой девушки.

— Что с вами, граф? — обратилась она к нему, улучив свободную минуту. — Вы ходите как приговоренный к смерти.

— Да разве это жизнь! — воскликнул он.

— То есть что жизнь?

— Видеть вас постоянно только в толпе.

— Вы ревнуете?

— Я, к сожалению, не имею права. Но мне тяжело думать, что те дивные минуты, которые я проводил с вами в вашем будуаре, может быть, никогда не повторятся.

— Отчего же? Если вы искренно о них жалеете.

Княжна остановилась.

— Вы сомневаетесь? — с упреком сказал он.

— Нет, граф, я не сомневаюсь. Я дам вам ключ от садовой калитки, и если после двенадцати сегодня вы свободны, то мы поболтаем в моем будуаре. Дверь в коридор из сада не будет заперта.

Граф Иосиф Янович не успел поблагодарить княжну, как она уже отошла от него к другим гостям. При прощании, когда он взял ее руку, чтобы поцеловать, он ощутил в своей руке ключ. «Это, быть может, тот же ключ, которым пользовался Никита!» — мелькнуло в его уме, но он поспешил отогнать от себя эту злобную мысль. Он постарался, напротив, настроить себя на более веселые мысли.

Ключ, лежавший в его кармане, не открывал ли вместе с калиткой сада княжны Полторацкой и ее сердца? Если бы она не чувствовала к нему расположения, с какой стати стала бы она заботиться о свиданиях с ним с глазу на глаз да еще в позднее ночное время?